утру буду.
Девушка за стойкой взяла мой посадочный, ловко оторвала корешок и пожелала счастливого пути. В трубе к самолету плотной стеной стояли китайцы.
– Ну что, братва? – сказал я им. – Поехали заселим Россию?
Настроение хотел слегонца подправить. А то приуныл что-то.
Они заулыбались, вежливо закивали, откуда-то спереди донеслась русская речь: «Толя – красавчик!»
Слава Богу, не одни китайцы в Москву летели.
На экране телефона беззвучно засветилось: «Митя».
– Я успел, всё в поряде. Не могу сейчас говорить. Китайские шпионы кругом.
– Толян, у нас тут это… Майкла в полицию увезли.
– Да ты гонишь! За что?!
Я остановился, не дойдя метров пяти до распахнутого самолетного люка.
– Тот чувак кони двинул.
– Какой чувак? При чем здесь Майкл?!
– Чувак, который на сцену запрыгнул в самом конце. Майкл его прижал немного, пока вниз тащил, ну и тот, короче, помер.
– Блин!
– Может, инфаркт… Или еще что. Ты, в общем, лети домой – мы разберемся.
– Да какой лети!
Я развернулся и ломанул против течения к выходу. Китайцы только успевали отскакивать.
* * *
По жизни иногда задумываешься о странных вещах. Причем в самый неподходящий момент. Я возвращался на такси из аэропорта и пытался вспомнить лицо этого заскочившего на сцену немца. Какой он был? Молодой? Старый? На фига его понесло через ограждения? Скорее, все-таки молодой. Старик на сцену не прыгнет.
Под мелькание уличных огней за окном припомнил своих покойничков – тех, кто ушел рано. Не дотянул, не долетел, не допел. К тридцатничку я уже многих подрастерял. Они одно время как сговорились. Чуть не в стаю собрались и двинули куда-то в теплые края. Так-то понятно, конечно, почему это происходит, только жалко, что рано. Работает человек, живет, копошится чего-то, результатов ждет, но насчет плодов зрелого возраста ему говорят – извини, обломись. Урожай вроде поспел, и всё собрали, столы даже накрыли для всех, а вот этих не приглашают. Вам, говорят, на выход.
А хочется ведь всегда пожить. Не завтра, не еще пару дней, не годок – всегда. И желание это кто оспорит?
Желания…
Откуда они вообще берутся? Кто их мутит? Зачем направляет сюда?
Откуда ребенок знает, что на руках ему лучше? Почему он орет, когда его кладут обратно в кровать? Почему нам хочется вечеринок, выпивки, симпатичных людей? Почему нам хочется «Эскалейд»? Кто нам это сказал? Отчего внутри все поет, когда тебе улыбается красотка? Что за фигня? Как это все устроено? Может, вся хитрость в той ломке, которая прижимает, если ты не получаешь желаемого? Может, мы заранее предчувствуем этот кумар? И пытаемся всеми силами избежать его. А в результате – бесконечная гонка за недостижимым.
Сука, как белочки в колесе.
А иногда бывают такие желания, что лучше про них вообще сопеть в тряпочку. Я как-то проговорился с утра на студии:
– В понедельник, – говорю, – очень хочется кого-нибудь убить.
А Майкл такой, ни на секунду не задумавшись:
– Мне всегда хочется кого-нибудь убить. Не только в понедельник.
Ну что тут скажешь? Главное – себе не врет. Как не любить такого?
То есть Майкл хотел не «Кадиллак Эскалейд», не вечеринок, не выпивки, не симпатичных людей. Он хотел убить кого-нибудь.
И, по ходу, у него это опять получилось.
Первым человеком, которого я увидел, войдя в полицейский участок, оказалась Майка. Она сидела в тесном коридорчике и смотрела на меня с таким видом, будто с самого начала знала, чем должен был кончиться мой концерт.
– Прикинь, – сказал я и развел руками. – Вот такая байда… Рейс даже пришлось пропустить.
– Толя, – покачала она головой. – С тобой по-другому и не бывает. У меня этот клуб больше десяти лет. И пока ты не приехал, все было нормально. Даже профессиональные бойцы с тяжелыми травмами выживали.
Но стоило тебе появиться – у меня на балансе труп. Полиция теперь всю печень выест.
– Я, вообще-то, не напрашивался у тебя выступать.
Я даже не знал…
– Что я жива? – закончила за меня Майка. – Ну, уж прости.
Она скрестила на груди руки и отвернулась к серой стене. Из соседнего кабинета вышел Митя. Он хотел что-то сказать, но потом понял по нашим рожам – лучше не надо.
– Весь вечер про тебя думаю, – сказал я, когда он скрылся за дверью, ведущей на улицу. – Ростов вспоминаю.
– А я забыла, – сказала она и посмотрела так, будто ствол на меня навела.
О том, что не позвонил домой, я спохватился гораздо позже. Юля все еще ждала меня с самолета. Или не ждала – не знаю. Может, уже спала. В любом случае я не летел. И об этом надо было сообщить. Звонить я не стал – не хотел будить ее. Решил обойтись вацапом.
«Папа, я придумала тебе новое имя!» Стоило вынуть телефон, и полицейский, сидевший за стеклом в конце тесного коридорчика, погрозил мне пальцем. Я такого не видел уже лет тридцать. Разные бывали угрозы, но вот с этими закончилось лет, наверное, в семь.
Тем не менее, сработало.
– На улицу выйду, – сказал я Мите, который дремал на соседнем стуле.
«Юля, сегодня не прилечу. У нас тут серьезный косяк.
Утром позвоню, все расскажу».
Она не была в сети, когда я начал набирать текст. Однако стоило его отправить, как под ним засветились две синие галочки. Не спала.
– Как не прилетишь? Ты чего? – у нее в голосе действительно никаких следов сна.
– По телефону не могу. Ты почему не спишь?
– Не знаю… Как-то тревожно… Слушай, ты детям обещал. Они тебя утром ждут. Сюрприз приготовили.
– Сюрприз? Какой?
Она помолчала, потом вздохнула:
– Теперь уже неважно.
– Да ладно тебе. Ну, расскажи.
– Обойдешься.
Она отключилась, а я еще с минуту стоял на крыльце полицейского участка, не убирая телефон в карман.
Убрал, когда вышел сонный Митя.
– Короче, сказали, что задерживают на двое суток. До выяснения.
– Вскрытия будут ждать?
– Типа того. Обвинение в убийстве пока не предъявляют.
Я хлопнул его по плечу:
– Ладно, погнали в гостишку. На ментов смотреть уже не могу.
* * *
Май 1996, Ростов-на-Дону
Брат нашел меня в гараже у Вадоса. Брат всегда меня находил. Мы с братом были идеальные братаны. Дополняли друг друга так, что инь и ян от зависти корчились у себя в Китае.
Он – хороший, я – плохой. Он – мамина радость, я – головная боль. Он – опора надежная родителям в старости, я – камень им обоим на шею. Он готовился поступать в институт, меня только что выперли из музыкалки.
Ну, то есть как выперли? Технически я, конечно, сам ушел, но если бы не ушел, они бы накатали заяву в