расплести этот клубок до конца. То, куда вели некоторые из спутанных нитей, ему совершенно не нравилось, но он был чрезвычайно осторожен в выводах – ради всего, чем они дорожили и что так долго создавали.
«Ничто никогда не является тем, чем кажется…»
Враг не мог быть побеждён до конца. Официальный мирный договор не означал, что все позабудут старые распри – по обе стороны гор. Да и Саэлвэ так и не смирился с проигрышем – на этот счёт Хатепер не обманывался. Вся история с Арелями, самыми влиятельными из высокорождённых, поддерживавших род Тиири у власти, была тому прекрасным доказательством. Но к вопросам открытой войны Иссилан всегда подходил осторожно – слишком ценил жизни своих, ведь потери были бы невероятно велики для обеих сторон. Вот только именно война – уже не тайная, а явная – могла сместить положение игроков и поменять всю расстановку сил. Саэлвэ мог и рискнуть развязать конфликт, но лишь в том случае, если всё просчитал наперёд. А просчитывать он умел…
Что до тех, кто был по эту сторону гор, Хатепер знал многих, кто всё ещё грезил о величии Таур-Дуат как единственной крупной державы континента. Но чтобы ради этого пойти на тайные союзы с эльфами? Да ещё с кем из эльфов… Большинство из сторонников агрессивной политики уж скорее самим себе вырвали бы сердце, чем якшались с «остроухими». Взять тех же Хекетджит и Каэба. Представить их заодно с высокорождёнными? Такого и в горячечном бреду не привидится.
И, насколько Хатепер успел изучить ситуацию за горами – а знал он о Данваэнноне куда больше, чем многие рэмеи из ныне живущих и уже ушедших на Запад, – там дела обстояли примерно так же с тем, что касалось союзов с «демонокровными». Исторически эльфы даже друг другу доверяли не слишком. Ну а те из них, кто не принимал Таур-Дуат и нынче тайком мечтал об уничтожении агрессивного соседа, считали договоры с рэмеи чем-то попросту ниже своего достоинства.
– Принудительная трансформация… болезненная… – пробормотал рэмеи, невольно вспомнив, как объяснял это Анирет в ходе обучения, как писал об этом ещё прежде в своих трудах, посвящённых искусству дипломатии.
«Энергия жизни непокорная, бурная. Это – пламя, это – кровь, бурлящая в теле земли. Одновременно кровь – и символ жизни, и символ разрушения… как алый, цвет Отца Войны. Что есть война? По сути своей это – принудительная трансформация для целого общества или сразу многих народов. Любая энергия может проявиться как в высшем, так и в низшем смысле. Если высшая форма энергии не воспринимается, энергия вынуждена воплотиться в своём низшем проявлении. Войны – пример такого проявления, вынужденных жестоких изменений, когда все иные возможности исчерпали себя или не могут быть применены. Но всегда это – изменение, трансформация… а значит, путь к совершенствованию, которое редко бывает безболезненным…»
– Боюсь, в высшей форме энергия не успеет проявиться, мой друг… – тяжело вздохнул Хатепер, пряча страшные послания обратно в ларец. – Но я сделаю всё, что смогу, обещаю тебе.
Рука сама собой потянулась к кольцу на цепочке, спрятанному под туникой, сжала его.
Ей он тоже обещал… Теперь бы только добраться…
Посольство было собрано, готово выдвинуться ещё до Ритуала Разлива. Что до самого Хатепера – он уже всё для себя решил. Пока же важно было дождаться Ренэфа.
И, возможно, Хэфера…
Боясь думать о возможной страшной неудаче Секенэфа в поисках, Хатепер повернул поток своих мыслей к детям Тремиана Ареля. Немало сил он приложил к тому, чтобы узнать об их судьбе, а двоим обеспечил тайное погребение.
Согласно объявленной во всеуслышание версии, сыновья Тремиана предпочли смерть в бою и не сдались рэмейским солдатам на справедливый суд, чем косвенно подтвердили свою вину в глазах многих. Но Хатепер знал и другие части этой истории, в частности ту, что убиты оба эльфа были незадолго до боя, ещё до того, как солдаты настигли торговый караван, направлявшийся в Лебайю. Вот только кем?..
И где была дочь Тремиана в то время, как всё произошло? Где она была, когда эльфы пытали Метджена и Паваха в дальнем поместье Арелей? Скрылась она до того, как рэмейские солдаты пришли освобождать телохранителей Хэфера. И до того, как о предательстве узнали осведомители Хатепера и Амахисат, действовавшие тогда заодно, делившиеся драгоценными крупицами сведений, благодаря чему узнать о страшном событии вообще оказалось возможным.
Кто-то ведь предупредил эльфею и помог ей уйти – предупредил её саму, но не её братьев.
Нет, Хатепер не хотел думать о том, что юная Высокая Леди Шеллаарил Арель предала отца, предала их всех. Думать об этом было, пожалуй, ещё страшнее, чем о том, что и она тоже погибла. Но нащупать её след Хатепер не сумел до сих пор, а ведь она могла бы поведать многое.
Дипломат устало потёр виски, напомнил себе, что времени предаваться раздумьям у него нынче было не так уж много. Поднявшись, он взял ларец, спрятал в тайник, омыл руки и вернулся к разбору свитков. Расчёты, отчёты, прошения – рутинная часть государственной службы по-своему успокаивала. В последнее время Хатепер всё чаще ловил себя на мысли, что ему хотелось заниматься только этим, а не заговорами да тайной подготовкой к войне.
«А может, вообще податься писцом в какой-нибудь дальний храм, где все заботы будут сводиться к подсчётам урожая?..» – с мрачной иронией подумал рэмеи, ставя печать на очередном документе, требовавшем его личного одобрения.
Стук в дверь заставил его вздрогнуть. Сейчас, в ночные часы, никто не должен был его тревожить, стало быть, дело срочное. А что срочное дело будет приятным – Хатепер почему-то глубоко сомневался.
– Входи, – устало велел он, не поднимаясь из-за стола.
Унаф, его личный писец, с поклоном доложил:
– Мой господин, к тебе гонец из храма Стража Порога. Я говорил, что час уже поздний и ты никого не примешь, – добавил писец, пряча раздражение, и развёл руками, – но бальзамировщик сказал, дело не терпит отлагательств. Просил говорить с тобой лично. Прости, господин.
– Зови его сюда, – кивнул Хатепер, тревожась, что могло срочно потребоваться старому Минкерру.
Но разве не догадывался он и так, кого будет касаться весть из храма?.. Догадывался… и гнал эту мысль от себя.
Жреца в тёмных одеждах, вошедшего вслед за Унафом, Великий Управитель помнил в лицо, хоть и не знал его имени. Один из свиты Первого из бальзамировщиков. И хотя жрецы Стража Порога редко показывали свои эмоции, вестник казался чрезвычайно взволнованным.
Бальзамировщик глубоко поклонился.
– Привет тебе, господин мой Великий Управитель, и да хранят тебя Боги. Прости, что тревожу тебя в неподобающее время, но я несу весть
