сразу же пригласил их в кабинет и попросил Юленьку, милую девушку, сразу же поспешившую на его зов, приготовить кофе, предложил гостям курить и сам тотчас перекусил «беломорину», глубоко и с видимым удовольствием затянувшись едким дымом, после чего попросил Корсакова раскрыть причины его интереса.
— Интерес простой, можно сказать, случайный, но вызывает все больший интерес, — ответил Корсаков. — Мой молодой коллега заинтересовался публикацией, которая появилась в питерской газете, выйти на контакт с которой из Москвы он не смог. Узнал, что еду в Питер, попросил помочь. Глеб нашел автора статьи, но она от ответов уворачивалась и вообще ничего конкретного не сказала, но назвала одно имя, которое вам известно…
— Вы про Зацепина говорите? — перебил Ветров, посмотрев, для убедительности, на Маслова.
Потом он положил папиросу в пепельницу и сказал:
— Савва Никифорович — фигура интересная. Можно сказать — заметная, а можно сказать — лезущая в глаза, постоянно демонстрирующая свою значимость.
— Простите? — перебил Корсаков.
На лице Маслова, который совсем недавно предупредил, что перебивать Ветрова нельзя, застыл ужас, но тот ответил вполне спокойно:
— Как вам сказать… Вы пришли, чтобы поговорить с человеком, который, по вашей информации, хорошо знал Савву, потому я и хочу сразу, как говорится, расставить акценты, потому и уточняю. Интересы у него были самые разносторонние, и он многих мог удивить своими знаниями, но люди, компетентные в какой-то определенной сфере и беседовавшие с ним именно об этом, чаще говорили о его верхоглядстве, чем о знании предмета, о котором он высказывался…
— Но я слышал, что он был весьма популярен не только у нас в стране… — снова перебил Корсаков.
— Так ведь людей, готовых верить первому встречному, много не только у нас, — усмехнулся Ветров. — Впрочем, спорить о Зацепине с человеком, который его никогда не видел, я не стану, давайте лучше о чем-то конкретном. Что, связанное с Зацепиным, вас интересует в первую очередь? — Он неспешно оглядел обоих гостей, потом, не скрывая усмешки, спросил: — Вы тоже историей спецслужб занялись, что ли?
— Почему вы так решили? — удивился Маслов.
А Корсаков подумал, что Ветров, видимо, успел навести о нем хоть какие-то справки и знал о его предыдущих поисках.
— Не решил, а предположил, — снял его подозрения хозяин квартиры, — потому что чаще всего эти самые тибетские свитки мелькают во всех этих историях о кровожадных революционерах, которые вели «беспощадную борьбу».
— Честно говоря, — сказал Корсаков, — про эти свитки я впервые услышал пару часов назад, так что концепцию поиска еще не выстроил, а к вам и обратился за консультацией.
— Ну и правильно, — согласился Ветров. — Свитки — тема вкусная, можно даже сказать, сочная, но до нее всерьез никто еще не смог дотянуться, поэтому и я могу только высказать версию, не более, — и неожиданно попросил: — Вы могли бы показать мне статейку, с которой все началось?
Корсаков достал из кармана куртки и протянул Ветрову ту самую статью.
Он развернул листки, пронесся по ним взглядом, посмотрел на собеседников и громко попросил:
— Юленька, милая, приготовь гостям к кофе еще и по паре бутербродов! — и пояснил: — Мне подумать надо, а вы перекусите тем временем.
Минут пятнадцать он читал, перекладывал листки, несколько раз подходил к стеллажам, что-то оттуда брал и возвращал обратно, потом сказал:
— Поскольку вы одновременно вели речь и о свитках, и о Зацепине, то и ответ мой будет таким, чтобы увязывать эти два обстоятельства. Это — первое. Второе. Чтобы ответ мой был более-менее полным, так сказать, подталкивающим к продолжению, включу в него и факты, и слухи, которыми полон Питер, а уж как этим пользоваться — сами решайте.
Закурив, продолжил:
— Савва в первый раз обратился ко мне с вопросами о тибетских свитках еще в девяностые, правда, поначалу он о них заговорил вроде бы просто так, мимоходом, но интерес был очевиден. Да и я, честно сказать, тоже хотел извлечь пользу из нашего общения, потому что такие свитки в некоторых библиотеках хранились еще с девятнадцатого века, особенно в библиотеках частных, и мне часто приходилось по их поводу давать советы, консультировать. Стал я Зацепину об этом рассказывать, а он сразу перебивает и обозначает свой интерес уже веком двадцатым. Правда, на мой вопрос о причинах такого интереса поначалу отвечать не хотел. Ну и я не стал усердствовать, сказал, что с темой сталкивался редко, поэтому надо покопаться в литературе. Он согласился, а через несколько дней снова приходит и уже спрашивает, как понять, настоящая это рукопись или подделка?
Ветров улыбнулся:
— В общем, признался наш Савва, что какой-то знакомый рассказал ему, будто советская власть собрала в азиатских странах огромное количество рукописей, возраст которых измеряется веками, а то и тысячелетиями, и изложены в этих рукописях все тайны мира, включая и тайны власти, тайны управления. И свитков таких якобы — тысячи, но среди них очень много копий, а то и вовсе подделок, которые изготавливали для продажи мошенники. Вот, мол, и надо провести экспертизу этих рукописей. Спрашиваю Савву: ты меня приглашаешь экспертизу провести? Он аж побледнел, залепетал, мол, ты же сам сказал, что в этом не разбираешься, как же я тебя рекомендовать могу? Ну в тот раз мы, таким образом, обсуждение темы и завершили.
— А возобновили вскоре? — сразу же спросил Маслов.
Ветров снова улыбнулся:
— Не так чтобы вскоре, но до нашей с ним новой встречи я заинтересовался этими самыми свитками всерьез, хотя поначалу и хотел только так, что называется, просмотреть по диагонали. Начал и втянулся…
— Так интересно? — спросил Корсаков.
— Скорее дело в том, что эти свитки — совершенно особая тема, в которой переплетаются известные факты и недоказуемые дополнения, порождающие совершенно неожиданные трактовки. Об этом можно говорить бесконечно долго, но я ограничусь тем, что считаю самым важным.
Он взял крохотную паузу и продолжил:
— Да и потом… Двадцатые — тридцатые годы… время совершенно необычное, и сравнения его с бурей или штормом вполне уместны! Все менялось молниеносно, но в то же время не отменяло того, что формировалось веками. Ни революция, ни Гражданская война не отменили, да и не могли отменить давнюю борьбу по поводу территорий Центральной Азии, которую вели
