депутатов. В воинских частях, на военно-морских кораблях избирались солдатские и матросские комитеты.
Советы возникли в большинстве городов страны и во многих уездах. Они включали представителей рабочих, солдат и крестьян. Советы рабочих, солдатских и крестьянских депутатов стали, как отмечал В. И. Ленин, «настоящими организациями громадного большинства народа»{12}.
Сразу после Февральской революции в руках Советов оказалась решающая сила. На их стороне была поддержка подавляющего большинства народа, за ними стояли революционные солдаты и матросы.
1 марта во время первого объединенного заседания Совета рабочих и солдатских депутатов в Петрограде собравшиеся солдаты выработали революционный приказ по гарнизону. В этом документе, известном под названием «Приказ № 1», говорилось, что во всех своих политических выступлениях каждая воинская часть подчиняется Совету и своим комитетам. Все оружие должно находиться в распоряжении и под контролем ротных и батальонных комитетов.
Советы обладали, таким образом, огромным авторитетом, реальной, могучей силой и стали подлинными органами революционной диктатуры рабочих и крестьян.
Однако они не сосредоточили в своих руках государственную власть. В стране оформилась другая официальная власть — Временное правительство со своими многочисленными органами на местах[3]. Председателем кабинета был крупный помещик князь Г. Е. Львов. Все ключевые посты занимали представители буржуазных партий. Среди них — крупные капиталисты А. И. Гучков, А. И. Коновалов, М. И. Терещенко и др. Временное правительство представляло собой диктатуру буржуазии. Вышло так, что две власти, две диктатуры существовали и действовали одновременно, «получилось чрезвычайно оригинальное, новое, невиданное, переплетение того и другого»{13}.
Все революции, которые знает история, наряду с общими чертами имеют свои особенности, обусловленные спецификой времени, места, исторического развития каждой страны. Возникновение двоевластия явилось одной из характерных особенностей революции 1917 г. в России. «В высшей степени замечательное своеобразие нашей революции, — писал В. И. Ленин, — состоит в том, что она создала двоевластие»{14}.
Почему же в стране возникло двоевластие, а Советы, обладавшие реальной силой и реальной властью, не стали единственной властью? Ответ на этот вопрос достаточно ясен.
Во главе Советов в первые месяцы революции оказались эсеры и меньшевики. Они хотели не борьбы с буржуазией, а соглашения с ней (поэтому их назвали соглашателями), они добровольно передали государственную власть Временному правительству, заявили о поддержке его и пуще всего боялись перехода власти к Советам. «Это клевета, будто Совет рабочих и солдатских депутатов хочет принять участие в осуществлении государственной власти», — заявил меньшевик Ф. И. Дан на Всероссийском совещании Советов 1 апреля 1917 г.
Более сложен другой вопрос: почему эсеры и меньшевики оказались во главе Советов? Это объяснялось рядом причин.
Свержение самодержавия пробудило к политической жизни многие миллионы людей, ранее стоявших в стороне от политики. Эти люди не были искушены в ней, они доверяли обещаниям и декларациям. А меньшевики и эсеры щедро раздавали такие обещания, клялись защищать интересы народа и революции. Образно говоря, все политики России ходили тогда с красными бантами на груди. Простому труженику первоначально было нелегко разобраться, бьется ли под этим бантом пламенное сердце подлинного защитника народных интересов— большевика, или красный цвет просто маскирует ловкого и красноречивого буржуазного политикана.
Широкие массы рабочих и крестьян в первые дни после Февральской революции поддались оборонческим настроениям. Они ошибочно полагали, что со свержением царизма характер и цели войны изменились, что теперь надо защищать завоевания революции от кайзеровской Германии. Это добросовестное заблуждение значительной части трудящихся и использовали в своих интересах меньшевики и эсеры. Они не скупились на красивые, заманчивые слова о целях революционной демократии. Вот, например, как меньшевистская «Рабочая газета» обосновывала необходимость продолжения войны: «Цель революционной демократии не в том, чтобы добиться скорейшего мира для России, а в том, чтобы совместно с демократией всего мира установить прочный мир во всем мире». И многие верили таким декларациям, не сумев поначалу понять, что на деле речь идет не о союзе с «демократией всего мира», а о союзе с империалистами Англии и Франции, не о борьбе за установление «прочного мира во всем мире», а о борьбе за корыстные интересы англо-франко-американской и российской буржуазии.
На политическую арену выступила огромная, многомиллионная мелкобуржуазная масса, имеющаяся в каждой стране, но особенно значительная в ту пору в России. Эта масса подвержена колебаниям. Пролетариат может вести ее за собой, осуществлять свое руководство. Но в тот момент мелкобуржуазная волна вышла из берегов.
«Гигантская мелкобуржуазная волна захлестнула все, — писал В. И. Ленин, — подавила сознательный пролетариат но только своей численностью, но и идейно, т. е. заразила, захватила очень широкие круги рабочих мелкобуржуазными взглядами на политику»{15}. К тому же и рабочий класс был ослаблен войной. Около 40 % кадровых рабочих были мобилизованы на фронт, на фабрики и заводы пришли люди, не имевшие пролетарской закалки.
Вот так и получилось, что во главе Советов оказались меньшевики и эсеры, а Советы поначалу добровольно разделили власть с буржуазным Временным правительством.
Как нужно было действовать в сложившейся обстановке?
Партия, Ленин дали на это ясный, исчерпывающий ответ. Они провозгласили лозунг «Вся власть Советам!» Это означало, что надо ликвидировать двоевластие, установить единовластие Советов. Передача всей власти Советам привела бы к созданию государства нового типа, защищающего интересы народа. Только правительство, возникшее на базе Советов, могло претворить в жизнь чаяния трудящихся.
Это была линия на мирное развитие революции. Конкретный ход событий в России сделал возможным такой путь. Ведь Временное правительство было слабым, а Советы обладали решающей силой. Стоило Советам, за которыми стояло подавляющее большинство народа, заявить о взятии власти — никто не смог бы им помешать. Поэтому партия не призывала в тот период к вооруженному восстанию, немедленному свержению Временного правительства. Нельзя было призывать к свержению правительства, которое поддерживалось Советами. Надо было, чтобы сами Советы перестали поддерживать его и сосредоточили полновластие в своих руках.
Если бы Советы взяли власть, то их эсеро-меньшевистское руководство не сумело бы уже вилять, маскироваться, прикрываться словесными обещаниями. Народ сказал бы им: «Раз вы получили власть — выполняйте свои обещания». Но меньшевики и эсеры не могли и не хотели дать народу мир, землю, хлеб. Следовательно, они на деле разоблачили бы себя, а массы на практике убедились бы в предательской роли меньшевиков и эсеров, изжили свои иллюзии, поняли, что только большевистская партия способна осуществить требования народа. Массы мирным путем, через демократическую советскую организацию, отозвали бы из Советов меньшевиков и эсеров, как не оправдавших доверие, и передали руководство большевикам.
Итак, лозунг «Вся власть Советам!» стал ключевым призывом революции.
«Выход один и только один, — говорилось в ленинском «Введении» к резолюциям Апрельской конференции большевистской партии, — переход всей государственной власти в руки Советов
