Предвидела б я, что ты это так обмозговывать будешь, оставила бы тебя под ящиком.
– Тише, – вполголоса скомандовал Роджер. – Прихвостни Джорджа обрабатывают эдвардианца.
– Телепата, который умеет читать мысли? – обернулся я через плечо.
– Именно. – Роджер остановил продавца с серебристыми оленьими рогами, взял у него с подноса три ярко-желтых напитка и взамен положил три драгоценных камня. – Пейте.
– Но ты же говорил…
Он протянул мне стакан:
– Если мы накачаемся до оцепенения, они не смогут прочитать наши мысли.
– До дна, ребята. – Триста подняла бокал, и мы опрокинули приторно-сладкие коктейли.
Лимонная жидкость разожгла в моих жилах огонь медового цвета, и весь мир покачнулся, окрасившись причудливыми солнечными оттенками.
Ого. В голове зажужжало, затянули сладкую песню золотистые пчелы. Почему я их раньше не замечал?
– Пчелки, – хихикнул я.
Триста как-то странно посмотрела на меня.
– Где?
Я раскрыл рот, чтобы объяснить, и оттуда выпорхнул целый рой шмелей.
– Пчелки-и-и! Ж-ж-ж!
Роджер хихикнул. Триста горестно закатила глаза, но ее плечи ходили ходуном.
От смеха у меня выступили слезы. Я хотел спросить, слышат ли они тоже этих пчел, но слова во рту оказались тяжеловаты. Я так и не смог их произнести.
– Пчелки-и-и-и! – прошептал я.
В своей жизни я, конечно, видел немало пчел, но никогда не видел их по-настоящему, понимаете?
Роджер повалился наземь и потянул меня за собой. Мой лучший друг, мой волшебный, божественный приятель хохотал так, что не мог устоять на ногах.
Музыка вознесла меня над друзьями. Я полетел вместе с пчелами, кружась среди звезд…
И потом я увидел это. Часы в форме бриллианта, пришитые на лацкан незнакомого парня. Они сияли так, словно их заколдовали пчелы. Пчелки мои, они хотели, чтобы я это увидел. Хотели, чтобы я следовал за символом, едва не прикончившим меня. Я попытался рассказать об этом Тристе и Роджеру, но язык по-прежнему меня не слушался. Поэтому я просто ткнул пальцем в сторону незнакомца и пошел за ним.
Мой взгляд был будто прикован к этому юноше. Я спешил вслед за ним к самому грандиозному шатру, подобных которому никогда еще не видел. Высотой этажей в десять, испещренный вихрем фиолетовых и черных полос, с овальным потолком, открытым навстречу ночному небу. Из дверей лилась музыка, она притягивала меня, точно пение сирен.
Роджер мрачно хохотал рядом со мной, твердя что-то про семейное воссоединение, но я ничего не слышал, кроме жужжания, охватившего мой разум, проникавшего до костей. «Ты уже бывал в этом шатре», – шептали мне пчелы.
Неужели родители когда-то возили меня на Шарман?
Часы-бриллиант нырнули вслед за толпой в переполненный шатер, где над входом висела афиша с той прелестной девушкой в полный рост. Я сунулся было за ними, но ловкие руки оттащили меня обратно и юркнули в карман порванного пиджака. Там лежала мамина брошь. Я прикрыл ее рукой, и на меня заорала пожилая дама в огненно-красном блестящем платье. Ее слова потонули в музыке и жужжании пчел.
Роджер закинул руку мне на плечо, и дама, выпустив меня, взяла его за щеки. Под ее касаниями он растаял, превратившись в вертлявого мальчишку с гладким, без единого шрама, смуглым лицом. Я моргнул, и мальчишка снова стал Роджером. Пчелы запели, зазывая меня в шатер. «Ты здесь уже бывал, – шептали они. – Иди за нами».
В театре пульсировала музыка, словно пришедшая из другого мира. Сердце бешено билось в такт ударам барабанов, в головокружительном темпе буйного фортепиано. Во влажном воздухе порхали блестки, перекликаясь с мерцающими над шатром звездами. Прикасались друг к другу жаркие тела, расплывались в лихорадочном трансе подернутые дымкой глаза.
Так много обнаженной кожи – мягкой, податливой.
Обворожительные девушки скользили по моей шее длинными ногтями и упархивали прочь. Парни с обнаженными торсами подмигивали, пожирая меня жаркими взглядами. Улыбки были заразительными, и вскоре от восторга у меня заболели щеки.
На сцене тянулась к небу людская пирамида. Женщины в сверкающих драгоценностями бикини синхронно кружились, гипнотизируя меня. Приклеившись ногами к липкой земле, я впитывал эти секунды, минуты, часы. Никогда я еще не был настолько полон жизни.
– Потанцуй со мной! – Одна из девушек подхватила меня и закружила по залу.
Не успел я и глазом моргнуть, как Триста прижала меня к стене, стала что-то кричать о том, что надо занять места, о Роджере, но пчелы взлетели к аристократическим ложам и закружились около человека с часами-бриллиантом. Добрые маленькие пчелки.
Еще мгновение – и Роджер встряхнул меня за плечо:
– Ты вообще как?
В моих жилах еще струился этот упоительный мед, но я все же сумел указать на часы.
Бархатный ковер, лестница, смотритель на верхней ступеньке. Роджер переглянулся с ним. Радость узнавания. Объятия. Мы нырнули за портьеру и вошли в богато украшенную ложу, нависавшую над сценой. Пчелки успокоились, их жужжание притихло. Я пришел туда, куда они меня звали.
Человек с часами окинул взглядом мою запачканную одежду. Бледный, с черными как смоль волосами и внимательными карими глазами. Он был примерно нашего возраста, но всем своим видом – безупречной осанкой, сияющей улыбкой – источал непоколебимую уверенность в себе. Роскошный костюм – двубортный, с тончайшими серебристыми полосками – сидел без единой морщинки.
Я моргнул, и его лицо внезапно изменило очертания. С чудовищных клыков капала кровь. Я с криком отпрянул.
Он сдвинул брови:
– Что с вами?
Я прижал руки к колотящемуся сердцу, но не смог произнести ни слова.
– Привет, Дьюи! – Триста небрежно помахала, но губы невольно растянулись в улыбке.
Значит, это и есть Дьюи – другой брат Тристы.
– Триста! – он разинул рот. – Вернулась?
– На выходные.
Пару мгновений они молча смотрели друг на друга, потом он шагнул к ней и заключил в крепкие объятия. Она зажмурилась, на лице отразился целый вихрь плохо скрываемых чувств. Несмотря на все разговоры о «чертовых Хроносах» и «я уж лучше сама по себе», Триста явно по нему соскучилась.
Дьюи отстранился и обвел ее пытливым взглядом:
– Ты ничуть не постарела.
– Ты тоже. – Она ущипнула его за щеку. – Я ожидала увидеть старика. Слышала, ты занялся бутлегерством, и решила, что без твоей магии тут не обошлось.
– Путешествую понемногу туда-сюда, но только когда этого хочу я сам, а не отец.
Триста пристально посмотрела на него:
– Ты тоже ушел из дома?
– Без тебя там и посмеяться стало не над кем, – поддразнил он ее, однако в улыбке сквозила грусть.
Хроносы объединили свои способности во благо семьи – они по очереди путешествовали в прошлое, упрочняя семейное благосостояние и следя за тем, чтобы другие магические кланы не приобрели слишком большого влияния. Когда Триста отказалась в этом помогать, ее изгнали из дома.
– И отец разрешил тебе остаться на Шармане?
– А куда он денется? – Дьюи приосанился. – Моя выпивка плещется во всех бокалах этого острова.
– Вот, значит, кто тут главный поставщик. – Роджер протянул руку. – Роджер Ревелль.
Брат Тристы ответил крепким рукопожатием:
– Дьюи Хронос. Я и не знал, что ты вернулся.
– А я не знал, что мы знакомы.
– Я навел справки о вашем шоу. Твоя слава бежит впереди тебя.
Улыбка Роджера дрогнула. Ему ужасно хотелось вернуться на сцену. Всякий раз, слишком много выпив, он пытался вызвать нас на спор о том, что ему удастся спрыгнуть с какой-нибудь неимоверно высокой ветки. Он гордился своим акробатическим мастерством, но после событий, оставивших на его лице глубокие шрамы, о выступлениях не могло быть и речи.
Роджер поманил меня:
– А это наш дорогой друг Джеймисон Порт. Кажется, после Эффиженова «Пчелиного жала» он потерял дар речи.
– Вы сумели найти магическую выпивку? Я впечатлен. По нынешним временам она стоит очень недешево. – Дьюи стиснул мне руку, словно пытался по моему болевому порогу оценить, насколько я гожусь Тристе в друзья. – Когда в следующий раз захотите чего-нибудь покрепче, отыщите меня.
– Благодарю вас, – выдавил я, отнимая руку. Слова наконец обрели способность соединяться друг с другом.
Дьюи с улыбкой поднял бокал:
– Полюбуйтесь на нас: Ревелли и Хроносы ведут тихую и мирную беседу. Наши предки, должно быть, ворочаются в гробах.
Роджер уселся на перила, как всегда бросив вызов гравитации.
– Один из твоих ящиков
