но на самый крайний случай…
– Валериан был такой убеждённый… и я с ним соглашалась.
Но Фёдору было сейчас не до того.
– Значит, надо прямо писать! Прямо в Охранное отделение.
– Так ты ж сам мне только что говорил, что Илья Андреевич твой им всё рассказал!
Верно, подумал Федя. И ему то ли не поверили, то ли не приняли всерьёз.
– Нет, дорогой мой братец. Не поверили жандармы господину Положинцеву, и нам тем более не поверят. Самим надо!
– А ты… – осторожно переспросил Федя, – ты теперь точно не с ними? Не с эсдеками? Точно-точно?
– Точно-точно. – Вера поникла головой, качнулась сложным калачом свёрнутая коса. – Была, да. А теперь – нет. Вот когда ты меня спасать пришёл… – Она вытерла глаза, последний раз хлюпнула носом. – Ты меня спасаешь, а они стреляют. Даже не думают.
– И что же? – не понял кадет.
– А то, братец мой милый, что вот тогда-то и задумалась я, что нельзя вот так вот – и в пальбу. Если они тут не задумываются, то что ж будет, если какая власть им достанется? Ох, разойдутся!..
Разойдутся, подумал Фёдор. Уж это-то я точно знаю.
– Душа моя братец, – Вера встала, придерживая угревшегося на коленях котёнка, – нам вдвоём придётся.
– Как это «вдвоём»? – не понял бравый кадет.
Вместо ответа Вера одной рукой расстегнула ридикюль.
Протянула Фёдору.
Внутри вместо неведомых девичьих принадлежностей матово блеснула воронёная сталь.
– «Кольт» тридцать второго калибра, – сухо сообщила сестра. – Сорок пять рублей в оружейном магазине Чижова, что на Литейном, 51. Что так смотришь? Я умею стрелять. Маме об этом знать не обязательно.
Федя, разинув рот, глядел на Веру.
– Что… что ты задумала?
– Раз и навсегда отбить у них охоту лазать по гатчинским подземельям, – усмехнулась сестра.
– Но… как?
– Как? Я к ним вернусь. И всё узнаю.
– Вер… они же… они тебя…
Но сестра только отмахнулась.
– Валериан сделает всё, что я скажу. – Она не выдержала, покраснела. – И приведёт на сходку. И я всё узнаю. Клянусь тебе!..
Фёдор Солонов сглотнул, ладони у него покрылись по́том.
– А… потом?
– Увидишь, – хладнокровно сказала сестра. Аккуратно пересадила котёнка на подлокотник кресла, достала «кольт» из ридикюля, передёрнула затвор. Прицелилась куда-то в угол.
Сухо щёлкнуло.
– Я не хуже тебя умею по подземельям лазать.
…И на этом стояла, хоть плачь.
– Ну хорошо, – сдался наконец Фёдор. – Значит, пойдёшь с этим… Валерианом… – Ему очень хотелось сказать – «хлыщом», но сейчас всё-таки не стоило, – на сходку. Всё узнаешь про Бешанова. Так?
Вера кивнула.
– Может, в твоего Положинцева стрелял и не он.
– Это ещё почему? Илья Андреевич его узнал…
– Илья Андреевич тяжело ранен, еле выжил. Что ему там в точности привиделось – он и сам уже точно не скажет.
– Да с чего ты взяла-то?
Вера поджала губы, вздохнула, глядя в угол.
– Потому что Бешанов, скорее всего, не преминул бы добить раненого. Как это у них называется, «контрольный выстрел» – я сама от Благоева слышала. Пальнул бы в голову, и всё. Йоська хвалился, что на «эксах» так полицейских приканчивал.
– Ну… – слегка растерялся Фёдор, – может, оно и так… а может, и нет…
– Когда не знаешь, что сказать, говори по-французски, – припомнила сестра «Аню в Стране чудес». – А если не можешь по-французски, то лучше молчи. Ну, чего ещё тебе?
– Не хочешь больше говорить? – слегка обиделся бравый кадет.
– Всё уже обговорили, обо всём условились, – сухо отрезала сестра. – Сказала – сделаю. Всё!..
– А когда?
– Вот пристал!.. Поговорю с… с этим… Валерианом, – она слегка запнулась, – и дам тебе знать, не сомневайся.
По тому, как она это произнесла, сомневаться и впрямь не приходилось.
– И про Бешанова, и про всё остальное. Если они и впрямь господина Положинцева убить решили, чтобы ненароком он их не выдал, то, может, на самом деле готовы действовать.
– Но ты от них ничего про ходы не слышала ведь?
Вера покачала головой, вновь мотнулась толстая коса. С некоторых пор сестра перестала делать модные причёски, чем повергала в отчаяние и маму, и нянюшку.
– Нет, Федя, врать не стану, не слыхала. Но это ничего не значит. Ладно, ступай, а я протелефонирую этому… субъекту.
В корпусе наводили последний глянец перед государевым смотром. Драили, чистили, скоблили, мыли, натирали. После всего случившегося в разгар зимы словно пытались стереть даже саму память об этом. Хотя как её сотрёшь – в парадном вестибюле уже появилась доска чёрного мрамора с высеченными золотыми буквами: имена и чины погибших кадет с офицерами.
Седьмая рота оказалась брошена на самый тоскливый, по её мнению, участок – натирать мастикой чисто отмытые полы. Точнее, мастикой пол уже намазали, и теперь господа кадеты, пыхтя, шаркали ногами с надетыми на них щётками.
Кто-то – а именно, кадет Воротников – пытался кататься сразу на двух щётках, словно на коньках, но получалось плохо.
Многие из седьмой роты с надеждой взирали на Петю Ниткина: а вдруг что-то придумает? Но Петя, красный от усилий, старательно пыхтел вместе с остальными и не торопился ничего придумывать.
Фёдор вполголоса пересказывал разговор с сестрой; Петя глубокомысленно хмыкал.
– Тут главное, – изрёк он наконец, – что у них с подземельями. Бог с ним, с Йоськой этим, – Илья Андреевич, хвала святителям, выжил и поправляется. А вот подземелья… если они и впрямь замыслили в государев дворец проникнуть или вообще всё взорвать… Вот это нам знать надо!
– Легко сказать, – буркнул Федя, старательно шаркая щёткой под выразительным взглядом капитана Коссарта. – Вдруг они ей не поверят?
– Должны, – убеждённо заявил Ниткин. – Особенно если за неё этот Валериан попросит.
Фёдор только вздохнул. Как-то всё тревожнее становилось на душе, и он сам не знал отчего. Петька, конечно, прав: поймают Бешанова, нет ли – не столь важно. А вот государь – совсем другое дело.
Но пока оставалось только шаркать половой щёткой.
Через два дня почта принесла наряду с розовым конвертиком Лизы Корабельниковой обычный белый, украшенный каллиграфически-чётким почерком m-lle Веры Солоновой. Разумеется, писала сестра намёками и околичностями, но давала понять, что в ближайшее время отправится на сходку эсдеков. «Возобновленiе знакомства», как она выразилась, с «мonsieur Korabelnikoff» прошло «очень хорошо, и онъ согласился ввести меня въ интересное общество».
Теперь оставалось только ждать.
Вообще Фёдору надлежало выкинуть из головы все посторонние мысли и сосредоточиться на подготовке к высочайшему смотру; Две Мишени прямо-таки изводил бравого кадета стрелковыми упражнениями. И, поскольку мысли Фёдора, увы, витали в областях весьма далёких от корпусного тира, выговоров ему пришлось наслушаться с преизлихом.
Прошла Масленица, настал Великий пост, а вместе с ним и
