сообщил Олег мудро. – Ты, действительно, перебирайся в замок какой-нибудь. Найдешь себе занятие, будешь жильцов развлекать.
Домовой воодушевился еще больше, видно, с ним давно никто не разговаривал.
– И песни смогу петь? – спросил он.
– Можно и песни, – согласился Олег. – Знавал я одного. Песни пел, на дудке играл. Знаешь, как его женщины любили? Стаями ходили за ним и выстраивались в ряд.
На лохматом лице домового заблестел широкий оскал улыбки, он радостно проговорил:
– Женщину мне давно пора найти. Добрую жену. Будет помогать мне по хозяйству. Ну и для души. Без души оно вообще не надо.
– Это верно…
– Буду песни им петь, дворец охранять, а они станут меня молоком и сухарями кормить.
– Ага, – отозвался Олег. – Найдешь какие-нибудь цепи, будешь на них музыку играть.
Домовой усмехнулся хрипло:
– Да я и ставнями постучать могу, и на половицах наскрипеть. Знаешь, как красиво? Хошь покажу?
– Не надо. Верю.
– Ну ладно, – согласился домовой. – Не хочешь – как хочешь. Но я умею. Красиво так, протяжно. Оно когда с ветром в трубе в унисон – аж душа разворачивается, и слеза по лохматой щеке течет. Страсть как красиво.
– Это да…
– Хороший ты человек, – с протяжным выдохом проговорил домовой. – Знаешь и чтишь старый покон. За это тебе честное домовническое благодарствие.
– И тебе ответное, – проговорил Олег.
Домовой скрылся во тьме угла, а Олег снова перевернулся на бок, рядом зашевелилась Люсиль, поерзала и прижалась к его спине мягким боком. Ее голос прозвучал сонно и заспанно.
– С кем ты разговаривал?
– Ни с кем. Спи.
Слабеют старые боги. Слабеет старая сила. Кто мог знать, что однажды великие духи, которым поклонялись, будут прятаться по углам и ждать кусок сухаря, как великую милость. Меняется мир, только непонятно куда. И от этого страшно.
Закутавшись в волчовку, Олег сунул пальцы под мышки и сомкнул веки. Проснулся, когда рассвет только занялся. В последнее время он вставал рано. Мрак говорил, что настоящий мужчина встает спозаранку, умывается ледяной водой или вообще не умывается – зачем красоту смывать, – охотится, жарит мясо. Или не жарит, а сразу сырое жрякает. А мыслителю вставать рано не подобает, ибо неизвестно, когда великая идея придет в светлую голову, но лучше бы эта голова была выспавшейся и свежей. Олег покосился на бледнеющую полоску предрассветного неба и вздохнул – в мужчину превращается, что ли?
Глава 3
Утро только занимается, но по венам уже бежит бодрость, а в животе жалобно урчит. Потакать призывам плоти – не в чести у мудрецов, но он пока только на пути к великой истине, а значит, придется есть. Сам заметил – если питаться только медом да акридами, вроде легкость в теле, но голова пустая, а мысли вялые. Для резвых и глубоких дум все-таки требуется мясо.
Поднявшись с постели, Олег укрыл Люсиль покрывалом, которое нашлось в изголовье. Та сопит, поджимает колени к груди, из прически выбилась прядь и красиво лежит на лбу. Олег тяжело вздохнул, его нутро тревожно шевельнулось – что-то неспокойное творится в мире, и эта девица влезла в самую середку этого беспокойства.
Олег покинул комнату, плотно затворив за собой дверь, и спустился в таверну. Запах кислого пива повис в воздухе так плотно, что даже открытые окошки не помогают. За дальним столом громко храпит бородач, таверного нет, но с улицы доносится командный голос и лошадиное ржание, стало быть, самолично возится в конюшне.
– Проснулся? – раздался грудной женский голос справа.
Олег оглянулся, хозяйка таверны в рубахе на голое тело стоит у ступенек, облокотившись на перила. Жидкие кудри торчат в стороны, делая из нее отцветший одуванчик.
– Выспался, – поправил Олег, потому что просыпаться лучше, когда организм сам поднимает, готовый к бодрому дню.
Хозяйка опытным взглядом оглядела его с головы до ног и обратно.
– Голодный, небось?
Олег пожал плечами, но кивнул.
– Ну, если настаиваешь, – согласился он.
– Садись, – довольно улыбаясь, пригласила его хозяйка за стойку. – У меня завтрак для работников готов. Если не побрезгуешь кашей с мясом.
– Кто я, чтобы отказываться от щедрого угощения? – смиренно отозвался волхв.
Улыбка хозяйки стала шире, она отнесла свое тучное тело за небольшую дверку под лестницей, а когда Олег сел на табуретку, вынесла и поставила на стойку перед ним большую тарелку с дымящейся кашей и стакан молока.
– Благодарствую, хозяюшка, – поблагодарил Олег.
Ел спокойно и вдумчиво, как завещали древние мудрецы, которые наказывали жевать медленно, давая животу время донести до головы весть, что он уже набит до отвала.
– А девка твоя? – поинтересовалась хозяйка. – Спит еще?
Олег кивнул.
– Голубая кровь, белая кость.
– Ну и времена пошли, – стала сетовать хозяйка таверны. – Раньше бабы как?
– Как?
– Вставали спозаранку, кормили своих мужей и провожали их на славные дела. А сами кто по дому хлопотал, кто в поле шел. А сейчас что?
– Что?
Хозяйка разочарованно отмахнулась.
– Да вон что – валяются в койке, спят до рассвета. Где ж это видано? Чтоб баба вставала после восхода?
Олег отправил в рот очередную ложку ароматной каши, добротный вкус растекся по языку.
– Новое время, – согласился Олег, кивая, – новые правила.
– Да что ж это за правила, где все не пойми как?
– Да… да…
С хозяйкой таверны не поспоришь. Что-то меняется в миропорядке, какое-то животное чутье нашептывает об этом, как псу, что загодя знает о приближении землетрясения.
Хозяйка выждала паузу, а когда Олег так ничего больше и не сказал, спросила:
– Вы путники, стало быть?
– Путники, – согласился Олег. – Всю жизнь путники.
– И куда держите путь? – не унималась хозяйка таверны.
Вопрос хороший. Здесь, на острове он не чувствует присутствия могучего артефакта – Меча, за которым отправилась юная Люсиль. Стало быть, здесь его и нет. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять – с малых Оловянных островов нужно выбраться на большие, а там смотреть по ситуации, поскольку направление пока мутное. Единственное ясно как белый день – это будущее, которое в опасности, если за Мечом охотятся недостойные люди. А достойные за такими артефактами охотятся редко. Олег сглотнул комок пищи и покачал головой собственным мыслям – путь, как всегда, ясен и непонятен одновременно.
– Через воду, – сказал Олег, дожевывая остатки каши. – Может, знаешь, добрая хозяйка, идут ли какие корабли на большие острова?
Улыбка хозяйки таверны сделалась широкой и хитрой, как у довольной кошки, объевшейся сметаны. Она облокотилась на стойку, открыв обзор на внушительную грудь, и сказала:
– А если знаю? Что мне за это будет?
– А чего хочешь? – поинтересовался Олег. – Денег с
