что найду.
За фиксианца я совершенно не беспокоился. Выживет, так выживет. Сбежать не сможет, сомневаюсь, если вообще стоять сможет на ногах. Так что спокойно займемся-ка делами…
*******************
… ни в жизнь бы не поверил, что у Крыса нет загашника. У него просто обязан быть схрон. Оружие – для таких как мы, уверенность в завтрашнем дне. У меня самого их было три.
Пока искал заначку пирата, попутно разобрался с роботами. Вначале сомневался, вдруг в этих жестянках, выглядевших как люди, что-то есть… но пристрелив первого, обнаружил в его разлетевшейся черепушке исключительно провода и всякую дрянь. Будь там обычные мозги, я бы еще подумал – вдруг что соображают? А так, и думать не стоило.
Страха почему-то не было. Да и жестянки оказались весьма тупыми. Реагировали, только если ты был в зоне видимости и с оружием в руках. Опустил оружие – ноль реакции. Зачем вообще такие игрушки нужны, так и не понял.
Если бы не моя особенность… стоило признаться честно, черта с два я бы что-то нашел. Здесь было столько коридоров-отнорков, что свихнуться можно. Настоящие катакомбы под землей. Чем дольше я бродил, тем больше сомневался что Крыс что-либо спрятал здесь. У него целая планета была в распоряжении! Но в очередной раз завернув за угол, и прощупав фон коридора понял – нашел!
За хлипкой стеночкой, идеально копирующей каменную поверхность, было целое сокровище. Несколько плазмометов, бластеры, зарядные батареи к ним, и любезная моему сердцу взрывчатка, уже практически в упаковке. Знай бери, выкладывай узорчик.
Следующие часов шесть у меня были заняты под завязку. Медлить не стоило. Пока минировал, периодически мечтая о жаренной яичнице с луком и парой-тройкой жирных кусков мяса (на худой конец и сосиски бы сошли…) было много времени подумать… и вспомнить.
Я ненормальный.
Нет, не в том смысле… в смысле, не голубок. Но… даже сказать не могу, кто я. Садист?
Когда-то давно, лет в тринадцать, был я просто пацаном, который рос в советских дворах на святом девизе «бей первым, пацан!». Дрался, гулял допозна, бузил, как мог… пусть и стояли уже лихие 90-е, дворы оставались те же. Советские. И гаражи. И курево тайком от взрослых. Весело было… а потом случилось это.
То, что разделило мою жизнь на до, и после. Нашу школу стали «крышевать» братки. Подарочки привозили молодежи, шоколадки-сникерсы всякие. И толкали свою гофнософию. И кое-кто повелся, в рот им заглядывать стал. В моем классе образовалась шайка-лейка, которая позвала меня в один из дней после школы прогуляться на местную свалку. Я их с первого класса знал, нормальные были… сколько раз против «ашек» вместе дрались. Они решили мне показать какие они крутые и храбрые, и чистят город от шавок. И бизнес у них серьезный есть. За собачьи шкуры можно деньгу` поднять! И потащили в свое «логово», деревянный сарай. Первым, что бросилось в глаза – повешенная дохлая собака. Затем я услышал скулеж и повизгивание. В углу была привязана мелкая рыжая пушистая собачонка, явно породистая.
– Глядя, какая! Прям лиса! – засмеялся один из дружков. – Щас, шкуру драть будем.
И ударил ее ногой.
Вот тогда меня накрыло… как я бил этого пацана, и его дружка я плохо помню. Один сбежал, впереди своего визга, крича и держась за разбитый нос. А вот второй отчаянно защищался. Под руку попался камень… большой, щербатый. В запале, ничего не соображая, я ударил его по голове раз, два... потом, пошатываясь, встал, чувствуя как всего меня трясет. Бывший «друг» лежал передо мной, закрываясь руками и скуля. Лицо у него было разбито. А я стоял, держа этот чертов камень в руках… воздух, осенний, тяжелый и сырой, стал вязким, а во рту стояла сладость. Мой взгляд, среди мусора и хлама в сарае, выхватывал все кусками – старые пятна крови, развешанные рваные собачьи шкуры… та же собака…
А этот лежал передо мной, скуля, размазывая розовые сопли по лицу.
И я очень четко осознал, что могу сделать все… вот все. И никто здесь и сейчас меня не остановит. Я размахнулся и со всей дури запулил камнем, целясь ему в голову. Из-за того, что тот закрывался острыми торчащими локтями в рваной джинсовке, камень лишь чиркнул ему по голове. Он откинулся и притих.
Но что я знаю точно, он был жив, когда я отвязывал ту рыжую собаку и уходил.
– За что… – ной за спиной заставил оглянуться.
– Крыса ты, – сплюнул на землю, под ноги. – И тварь. То же мне волчара… это тебя братки научили? Такие же крысы и шестерки. Еще попадешься – убью.
С тем и ушел. И весь вечер был как пьяный. И внутри было странное такое… удовольствие. И сожаление. Надо было бить еще… крепче. Он был полностью мой. В моей власти. А я не добил… ну, можно было и не убивать… но ведь мой же был!
Вот в этом «мой» все и заключалось. Не в желании кого-то бить или убивать, не защищать безвинную собачку… МОЙ. И потом для меня главным стало лишь это во всех отношениях – доминировать, быть выше, подчинять своей воле. Секс?! Жалкий суррогат по сравнению с этой жаждой!
Что касается того живодера недобитого… его нашли загрызенным в том самом сарае. И нашли его как раз, когда стая собак с мусорки, трепала его тело на куски. После была жесткая зачистка улиц города от брошенок. А тот,
