не заметили. Я четверых нашёл. Всё равно не меньше сотни примет вода.
Не меньше сотни. И два десятка в лагере. Второй Энкер, Даматское побоище — в газетах назовут это поярче, покрасивее. И прогрессисты своего не упустят — те, кто истово верует, что бестии лишь кровожадные твари, а варги их натравливают. Это распишут в газетах на сотни ладов, преувеличат в десятки раз слухами — и будет вторая волна за первой…
Площадка между деревьями — небольшая и укромная. На ней нет места монументам, её не стискивают дома. И всё-таки Гриз кажется — та, что стояла здесь, представляла себя ребёнком Энкера на белой площади, залитой закатно-алым. Вечный сюжет: протянуть руку, сказать: «Умрите»…
Только в этом сюжете умирают не алапарды.
— Выше тебя и малость погрузнее, — говорит Норн, когда Гриз присаживается на корточки, задумчиво касается женских следов. — В длинном плаще. Вот здесь интересно — смотри: это она переступала с места на место, будто нехорошо ей стало. А тут на колени свалилась, а после почти сразу ушла.
Неверные следы ведут в глубь леса, отмечены частыми каплями кровью. Останавливаются — и пропадают, теряются среди следов зверей, которых спугнул неизвестный варг с фениксом.
— Что скажешь?
— Она ушла верхом. Вон там следы копыт — это единорожий прыжок. Единорог вряд ли из лагеря, скорее всего — на нём и приехала. Вскочила и — в галоп.
Норн хмыкает презрительно — мол, а то сам не понял.
— Гляну, куда направлялась. И остальных поищу. Только лошадку добуду. Чего интересное скажешь, говорю?
— Кроме того, что ты понял и увидел сам?
Они пришли сюда незадолго до травли и начали действовать. Кто-то был ближе к лагерю — нужно было взбесить животных там — а кто-то здесь, на границе, у которой животных выпускают из клеток и загонов перед травлей. Как только животных выпустили — они взяли их под контроль на крови и отдали приказ: убить людей, только людей.
И добились бы своего, если бы им не помешал тот, другой. С фениксом и хорошей — точно хорошей — улыбкой.
Норн пристально вглядывается в её лицо, качает головой:
— Кто-то из ваших здорово сбрендил, а? Ладно, пошли твоего парня забирать. Кто он там в твоём «теле» — «кровь»? Ну и совпадение.
Они забирают Яниста — егеря вежливо раскланиваются с ней на прощание. Норн рассказывает Олкесту о находках, а Гриз всё повторяет один и тот же вопрос — обращаясь к ним, потому что их просто должно было быть несколько, чтобы удержать такое количество животных. Один и тот же вопрос, пока он не становится эхом в её крепости.
Зачем?
— Понавыперлось… — ворчит Норн, когда они выходят из лесу к тому самому холму — холм густо усеян ищейками и журналистами.
В лагере — суета: туда принеслись родичи пострадавших, ещё слуги, законники, местные урядники, другие какие-то представители закона — и между них снуют охотники в белых костюмах из таллеи, рассеянно стряхивая с нарядов драгоценности. Норн задумчиво ворошит пальцами пожар бороды.
— Пожалуй, что вам тут не будут рады. По следам я гляну — может, смогу чего нарыть. А ты гляди поосторожнее там! С вашими, у которых мозги набекрень.
— Будь и ты осторожнее, — отвечает Гриз. — Приветы Хлие и сыну.
На прощание он награждает её костоломным объятием и басит: «В гости ждать буду. И тебя, и Яниста». И добавляет лукавым шёпотом:
— Хороший выбор, кстати… не чета тому придурку в белом.
После чего, утробно похохатывая, скрывается за сосной.
Олкест оборачивается с опозданием — в самый раз, чтобы заметить пунцовость главы ковчежников.
— Буду счастлив навест… о. Он уже ушёл? Позорная неучтивость с моей стороны — вот так, не попрощаться. Прошу прощения, мне отвлекаться не следовало… — он кивает на лагерь. — Причудливое зрелище, знаете… похоже на съезд Нэйшей. Кхм. Извиняюсь.
С какой, спрашивается, стати я вообще потащила его сюда? — думает Гриз, потирая лоб. Ну, помимо того, что сам напросился?
— Янист. Прекращайте уже извиняться. Возвращаемся к «поплавку».
Позади остаётся гул растревоженного лагеря, гневливое человечье гнездо.
Для возвращения Гриз выбирает обходной путь — всё равно дорога занята всеми, кто принёсся на знак беды. На тропинке — нетронутый снег, Гриз расшвыривает его сапогами. Самое время распахнуть темницы там, внутри себя, как следует обдумать всё это — варги крови, смерти, Пастырь и феникс…
А думается всё больше о глупостях. Вроде той, что надо бы поменьше брать Олкеста с собой. Он, конечно, сам рвётся на выезды, а Мел так и вовсе демонстрирует облегчение. И нельзя сказать, что наречённый Мел бесполезен.
Но Олкест отвлекает, словно шрам, о котором постоянно помнишь — его вечная тревога, чересчур навязчивая забота, искренность и громкость переживаний, и прописанное в манерах аристократическое воспитание, манера ерошить волосы и таскать в сумке хоть одну книжку, нерешительно мяться и покашливать — а вдруг, мол, потревожу…
— Вы как будто знаете здешние места? — спрашивает Янист за спиной, и рука Гриз невольно взмывает к волосам — поправить. Вот какого чёрта, а.
— Охоты тут бывают не только зимой. Несколько крупных выездов… а мелкие не прекращаются — бестий много.
Гриз цепляет упрямой рукой ветви кустарника, растирает в пригоршне снег — всё такой же пушистый.
— Вы пытались спасти зверей?
— Старалась увести подальше в лес… или остановить, если в опасности охотники. Вы же видели сегодня, что может раненый яприль.
Не совсем так, — поправляет внутри занудный голос, удивительно похожий на голос Олкеста. Как раз раненые яприли крушат всё, до чего могут дотянуться. Но не целенаправленно отмахивают пару миль по направлению к лагерю охотников.
— Они… направляли их, да?
Наверное, он ступает за её спиной, след в след — точно так же, как идёт вслед за её мыслями.
— Направляли, как… вы тогда, с йоссами. Только вы приказали зверям уснуть, а они…
— Да.
Гриз старается считать следы. Старается — не обернуться, чтобы увидеть, какое у него лицо.
— Вы сказали мне как-то, что варгов крови считают в общинах изгоями. Что рано или поздно они переступают грань и становятся Хищными Пастырями. Значит, кто-то из них мог… к примеру, решить, что зверинцы — зло. Приходить, разбрызгивать кровь, пробуждать бешенство в зверях… Всего один варг — ведь его было бы достаточно, чтобы учинить все эти бесчинства в зверинцах, да?
Гриз кивает, заворожённая чистотой, белизной бесконечного свитка тропы, который разворачивается под ногами. Можно написать сколько угодно красивых догадок. Замечательных догадок про одного сумасшедшего варга крови. Который с чего-то решил нападать на зверинцы. Или
