происходили, происходят и будут происходить независимо от нашего с вами желания. Но что пока в наших силах, так это всех воров и убийц переловить, а если не получится всех, то хотя бы большую часть.
– Я понимаю, но…
– Дмитрий Дмитриевич, запомните одну вещь: предотвратить преступления мы не в состоянии, а вот поймать и наказать злодеев в наших с вами силах.
– Но как? Как я понимаю, в трактире Андреева и следов-то не осталось? Как же мы душегуба найдём? Как?
– Дайте время, из-под земли отыщем.
До дома Анциферовых шли молча, каждый думал о своём. Филиппов – о скоропалительном обещании разыскать преступника, Васильев – о том, что напишет в докладе полицмейстеру об убийствах, и о возможных наказаниях, которые могут свалиться на его голову.
Поотстав от начальника сыскной полиции и пристава, чтобы не мешать их разговору, в молчании шли околоточный и два городовых, оставляя после себя взметённую дорожную пыль.
Солнце начало подниматься, озаряя редко бегущие по небу барашкового вида облачка. Духота ещё не опустилась на землю, но марево над городом начинало сгущаться, давая понять жителям, что их ждёт жаркий день.
– Я надеюсь, – начал Васильев и сразу умолк, заметив, что Филиппов погружён в свои мысли.
– Я вас слушаю, Дмитрий Дмитриевич. Если вы о сегодняшней ночи, то давайте условимся, что ваш околоточный при вчерашней проверке установил, что одна из семей, проживающих на этой улице, отсутствует, вот он и решил с самого утра проверить догадку. Явился к дому и там, при вскрытии дверей, обнаружил убиенных людей. Сразу же оповестил вас и вашего помощника. Вы же сразу связались со мною. – И с улыбкой добавил: – И наше колесо правосудия завертелось.
– Всё верно, так и было, – облегчённо сказал пристав.
Пётр Назарович Стеценко не заставил себя долго ждать. Прибыл в экипаже, степенно сошёл со ступеньки и неторопливым шагом приблизился к стоящим у дверей дома начальнику сыскной полиции и приставу. Поприветствовал обоих.
– Не прошло и дня, – подлил доктор масла в огонь, – как снова встречаемся прежним составом по столь же неприятному происшествию.
– Происшествие в самом деле неприятное, – лицо Васильева выражало крайнюю степень озабоченности. – Вчера чету Андреевых…
– Убили, – подсказал Стеценко.
– Да, простите, убили, а сегодня целую семью – родителей, кухарку и двоих детей пяти и восьми лет. Вот так-то, – пристав удручённо посмотрел на доктора.
– Конечно, неприятность… для нас, господа, а вот убиенные отмучались. Как ни цинично это звучит, – сказал Пётр Назарович. – Что ж мы стоим? Время-то идёт.
Дом возвышался хмурой громадой. Мрачности ему добавлял первый этаж, сложенный из камней и смотревший на улицу тёмными неприветливыми окнами. Второй этаж взгромоздился на каменный постамент крашенными в коричневый цвет одинакового размера брёвнами.
Около входа стоял полицейский. При приближении начальства он вытянулся во фрунт.
Васильев подозвал околоточного.
– Показывай, голубчик, что ты увидел в доме.
– Да я… – полицейский умолк. Затем нерешительным шагом подошёл к двери и потянул за ручку. Раздался пронзительный скрип, от которого у доктора заныло под ложечкой. Он перехватил саквояж левой рукой, а правой потёр грудь напротив сердца. Стало вдвойне неприятно, и Пётр Назарович поморщился.
Владимир Гаврилович отстранил тростью околоточного и первым вошёл в дом, по пути обернувшись:
– Господа, будьте любезны подождать меня на улице.
Пристав не вытерпел и пробормотал:
– Только дай некоторым покомандовать. – Прежний разговор с начальником сыскной полиции канул в Лету. Усмирившийся характер всегда найдёт точку выхода.
Глава 4
Владимир Гаврилович вначале прошёлся по первому этажу, закрыв нос платком. Стояли жаркие дни, и трупы начали источать запах. Ещё не такой острый, чтобы от него жгло глаза, но достаточный, чтобы затруднить дыхание.
На кухне следов разгрома не наблюдалось. Были открыты дверцы нескольких шкафов, на большом столе стояли две порожние бутылки – то ли из-под наливки, то ли из-под водки – и три стакана, здесь же лежали куски хлеба, оторванные от ковриги, и ломти холодного мяса.
Рядом с кухней находилась небольшая комната, в которой слева от входа в стену были вбиты несколько крючков, на них висела одежда. Стояли две табуретки: одна большая – справа от двери, вторая поменьше – рядом с кроватью, на которой лицом к стене лежала женщина. Безжизненная рука вытянулась поверх простыни, голова, расколотая одним ударом, была вдавлена в подушку. В гуще почерневшей засохшей крови виднелись белые осколки кости.
Филиппов подошёл ближе, склонился над трупом. Потом обернулся и окинул взглядом комнату – сажень на полторы. Окон не было, утренний свет падал в настежь открытую дверь. Казалось, что здесь, как и в кухне, всё покоилось на своих местах. Убийца ничего не искал, да, видимо, и нечем было поживиться.
Владимир Гаврилович покинул комнату. Налево расположилась кухня, направо коридор упирался в лестницу, ведущую на второй этаж, рядом с нею – распахнутая дверь. Там угадывалась гостиная. Филиппов прошел в неё. Ящики в шкафах открыты, вещи разбросаны по комнате.
По лестнице, на которой протяжно скрипнула ступенька, Филиппов поднялся на второй этаж, стараясь ступать аккуратнее, чтобы не оставить лишних следов.
Коридор заканчивался окном, выходящим в противоположную от улицы сторону. Сквозь стекло виднелись деревья, покачивающие зелеными ветвями.
Справа и слева по две двери, все настежь открыты. За одной из них находилась спальня хозяев. Женщина с рассечённой головой лежала на полу. Выражения лица не было видно. А вот мужчина, привязанный к стулу, смотрел остекленевшими, полными боли глазами на вошедшего. Металлическая проволока впилась в руки и ноги, оставив кровавые полосы. Рядом валялись пять отрезанных пальцев. Только сейчас Владимир Гаврилович заметил, что из правой культи натекла небольшая лужица, которая высохла и превратилась в растрескавшиеся тонкие хлопья. Под разорванной ночной рубашкой чернели косые полосы. Шкаф, стоящий с левой стороны, был отодвинут, за ним виднелся тёмный провал. Там находился тайник.
Каждый из детей имел собственную комнату. Дети оказались задушенными подушками. Видимо, не успели понять, что с ними произошло.
Глава 5
Владимир Гаврилович вышел из дома Анциферовых с побледневшим лицом и погасшим взглядом. Набрал в лёгкие свежего воздуха, словно вынырнул из бездонной ямы, наполненной водой. От увиденного по спине пробегали мурашки. Давно Филиппов не испытывал таких чувств, перемешанных, будто в одной корзине, – жалости к беззащитных людям, неподвижно лежащим в доме, и ненависти к убийцам. Ради копеечной выгоды отправили на встречу с Богом пять невинных душ… К горлу подступил ком, когда перед глазами вновь возникла худенькая хрупкая фигурка девочки, так и не понявшей, что никогда больше не проснётся.
– Владимир Гаврилович, – пристав Охтинского участка выпустил папиросный
