известно?
– А вот. Я сам своего рода ЗОЖник.
– Охотно верю, – буркнула Мэри, закинув в рот кусочек курицы. – Что еще соврешь?
– Не вру. В университете увлекся правильным питанием и тренировками, следил за собой, пока, по своей же тупости, не травмировался. А потом занимался, как любитель. Ни рыба, ни мясо. Форму держал на уровне – не жирный, не тощий.
– А как родители относились к увлечению?
– Поддерживали, что им еще оставалось? Не запретят же.
– Везет, – Мэри уставилась в тарелку, и начала катать вилкой вареную морковь. Через минуту-другую, она выдохнула и сказала: – Я не жалею, что попала на «Ковчег». Надеюсь, мы будем лететь подольше.
От таких заявлений, кусок мяса встал у меня в горле.
– Чего?! – я прокашлялся.
– Что слышал.
– Ты так из-за родителей?
– Не знаю таких.
– Оу, слушаю.
– Нечего тут слушать.
– Мэри, говори, – надавил я, но она молчала. – Ладно, как пожелаешь.
Запихнув остатки бургера в рот, чуть не подавившись в процессе, я встал со стула и хотел уйти, но Мэри взяла меня за рукав.
– Останься.
На ее глазах блеснули слезинки. Тема не для сегодня. Захочет, расскажет потом. Сейчас же, лучше просто побыть рядом, к тому же, мы всегда завтракали, обедали и ужинали вдвоем. Никто к нам не подсаживался. Как я и говорил, большая часть людей, сбилась в «твердые» кланы, прямо как в школе. Какое им дело до отшельников? Слюнявые бумажки не пуляют, и на том спасибо. В общем, я всегда составлял Мэри компанию, как по указке высшего руководства, коим являлся сам. Мне не хотелось, чтобы она чувствовала себя одинокой. Несмотря на ее грозный вид, я был уверен, что под ним прячется мягкая душа, покрытая шрамами. И ее поведение подтверждало теорию.
Мэри была замкнута и плохо шла на контакт, но моя простота помогала ей чуток раскрываться. Диалоги на отвлечённые темы, аккуратно и безболезненно «срывали пластыри», под которыми обнаруживались пустоты. Незаметно для нее, я стал тем, кто заполнял эти дыры, и она, неосознанно, делала тоже самое для меня.
Но залечивая одни раны, мы не обратили внимания, как создали новые.
По иронии, страх одиночества вылез первым.
До нашей встречи, это казалось не таким важным. Мы были сами по себе, самостоятельные личности, не боявшиеся ничего, кроме неизвестности и времени. Но стоило сблизиться, как нечто в глубине души начало кричать, задавать вопросы: «Что если я потеряю ее и останусь один? Что если мы просто не доживем до посадки? Вдруг нас убьют местные, когда поймут, какие земляне паразиты?» И так далее. Но, когда я смотрел в серые глаза Мэри, назойливый шум глох от стука довольного сердца, исчезал от радости пребывания рядом с дорогим человеком. Одиночество больше не казалось таким страшным, но оно всегда витало где-то рядом, прикрытое плащом-невидимкой.
Анабиоз близился, но в тот день спать совершенно не хотелось. Я поделился этим с Мэри, и она посмеялась: «Уже скучаешь по мне?»
Было бы ложью говорить «нет».
– Есть идейка.
– Какая?
– Давай не пойдем в камеры.
– Ты серьезно? – сказал я чуть громче обычного, и эхо разнеслось по коридорам. Хорошо, что никого не было рядом, не пришлось ловить осуждающее цоканье.
– Да, а что? Трусишь?
– Ну…
– Ясно. Тогда иди спать, а у меня предстоит прогулка по закрытым местам, – Мэри подмигнула, и потопала восвояси.
– Стой! Я же ничего не ответил!
– Джон, – она остановилась, – помнишь наши молчаливые «свидания»?
– Естественно.
– Как думаешь, нужно ли мне слышать от тебя ответ, чтобы понять ход твоих мыслей?
Она вогнала меня в краску, но я постарался скрыть неловкость и затараторил: «Куда двинем? Наверняка туда, где больше всего охраны и роботов? На склад еды? А может…».
– Помолчи, ради Бога, – Мэри довольно помотала головой, – и следуй за мной.
6
Внутреннее убранство «Ковчегов» было не категории первого класса. Если человек привык к роскоши кают в круизных лайнерах, то здесь пребывать ему было бы явно дико. Выбирать, тем не менее, не приходилось. Голые стены и пол тускло блестели от света желтоватых ламп, которые постепенно затухали. Отбой близко.
Десять лет, очередное ожидание.
Я старался не думать об этом, шагая за Мэри. Все-таки, она была в отличном расположении духа, несмотря на предстоящую разлуку. Мне оставалось только довериться ей.
Она резко остановилась у стены, над которой висела камера наблюдения, и шмыгнула под нее.
– Бегом сюда, ну же, – приказали шепотом.
Я послушался, и мне мигом зажали рот ладонью.
– Молчи и наблюдай за коридором.
– А что ты…
– Джон! Я же попросила.
Пришлось сдаться ее напору и одобрительно кивнуть.
Мэри села на колени возле вентиляционной решетки, и стала откручивать болты. Странно, что они были зажаты не очень сильно, раз простая девчонка смогла с ними совладать. Похоже, никто не ожидал, что кто-то додумается сюда прийти.
Мэри аккуратно сняла решетку и отставила в сторону. Жестом, она указала следовать за ней внутрь. Настало испытание для моей клаустрофобии. Тоннель оказался меньше полуметра, и через несколько секунд, я смог выдохнуть с облегчением. Как только ноздри втянули воздух новой комнаты, я ощутил заметную разницу. Он был куда более свежий, чем в любом уголке корабля.
Мы очутились в просторном холле с красными, кожаными диванами и креслами, а по полу в хаотичном порядке были раскиданы мягкие подушки-сидушки. Комнату заполняла зелень: большие и малые деревья со спелыми фруктами, и сияющими, яркими бутонами экзотических цветов; потолок зарос декоративным плющом, который не забыл обвить своими «лапками» основание ромбовидной лампы.
– Жаль не увидим, как красиво она горит, – с ноткой грусти, произнесла Мэри. – Но мы не за этим сюда вломились.
Я обратил внимание, что зимний сад напрочь лишен электроники. Никаких телевизоров, радиоприемников, розеток и прочих современных удобств. Единственным напоминанием, что это все-таки космический корабль, а не квартира садовода, была система аварийного оповещения, искусно спрятанная под лианами вверху.
– Что это за место?
– «Палата» для паникеров, – ответила Мэри. – Поддавшиеся страху, помещаются сюда. Если процедура отдыха не помогает, то путевка в клетку душевнобольных обеспечена. Ты же заметил, как тут веет домашним уютом. Под «домашним» подразумевается именно земная атмосфера. В «Ковчегах» более нет таких комнат. А знаешь почему?
– Потому что мы должны отказаться и забыть старое.
– Верно. Но от былого не откажешься мгновенно, и «правители» прекрасно это осознают. Так что зимний сад существует, как реабилитационная комната на случай, если кто-то не справляется с эмоциями.
– Пока ты не начала пояснять, я четко ощущал здесь нечто приятное. А теперь стало как-то грустно, прискорбно даже. Если мы покинем «Ковчег», подобного
