вспоминать о верности мертвому капитану. В этой волчьей стае в расчет принимались только живые.
Итак, он шел по следу Запораво с обнаженным мечом в руке, полный решимости осуществить задуманное, пока не оказался на вершине холма среди гигантских диковинных деревьев. На поляне он увидел Запораво, который, почуяв недоброе, внезапно обернулся, сжимая, как всегда, рукоять своего меча.
— Какого черта ты плетешься за мной, собака? — вскричал капитан.
— А ты не догадываешься, или у тебя котелок плохо варит? — усмехнулся Конан, стремительно наступая. Его голубые глаза сверкали бешеным огнем.
Отчаянно ругаясь, Запораво выхватил меч. Послышался скрежет металла, и клинок Конана просвистел у самой головы капитана, очертив огненную дугу в воздухе.
Запораво участвовал в десятках сражений. В мире не было человека, который мог бы сравниться с ним в искусстве владения мечом. Однако до сих пор ему не приходилось иметь дела с варваром, чья быстрота и натиск превосходили все мыслимые для цивилизованного человека пределы. Искусные приемы Запораво были бесполезны в борьбе с ним, подобно тому как ловкость опытного борца мало что значит в схватке с разъяренной пантерой.
Отражая из последних сил бешеные удары киммерийца, меч которого, подобно вспышкам молнии, сверкал над его головой, Запораво вдруг ощутил, что его рука, сжимающая меч, внезапно онемела. Это Конан с плеча ударил по мечу Ястреба у самой его рукоятки. В тот же миг клинок киммерийца, пронзив кольчугу флибустьера, как пергамент, вошел Ястребу между ребер и поразил в самое сердце. Страшная гримаса исказила лицо Запораво, но он не проронил ни звука. Ястреб испустил дух раньше, чем его тело рухнуло на примятую траву, где рубинами блестели капельки крови.
Конан стряхнул кровь со своего меча, широко улыбнулся и потянулся, точно огромный зверь. Внезапно выражение спокойного удовлетворения на его лице сменилось замешательством.
Вдали, за зеленым холмом, он увидел какую-то странную фигуру. Голый чернокожий огромного роста нес на плече нечто похожее на белое обнаженное человеческое тело. Видение исчезло так же внезапно, как и появилось. Конан был в раздумье. Не то чтоб он был обескуражен. Человека с такими крепкими нервами трудно было вывести из равновесия. Он прекрасно знал, что в мире существуют потусторонние силы, и доверял своим глазам и здравому смыслу. Но сама по себе черная фигура, тащившая белого пленника, была странной. К тому же она была гигантских размеров.
Не раздумывая более ни минуты, Конан, подстегиваемый любопытством, направился вслед за привидением.
Он поднимался на зеленые холмы и шел вниз по шелковистым склонам, все дальше удаляясь от места сражения, и казалось,.этому не будет конца. Наконец киммериец вскарабкался на гору, выше которой, как ему показалось, на острове не было. Оттуда Конану открылась удивительная картина. Он увидел бледно-зеленые, сверкающие на солнце башни и стены замка. Раньше их невозможно было заметить, поскольку они сливались с изумрудной зеленью ландшафта.
Немного помедлив и проведя пальцем по лезвию меча, Конан решительно двинулся вперед.
Подойдя ближе к замку, киммериец увидел арку в полукруглой стене. Осторожно заглянув внутрь, он обнаружил двор, также окруженный стеной из зеленого полупрозрачного камня. В этой стене было множество арок. На цыпочках, с мечом наготове, Конан подошел к одной из них и, пройдя внутрь, оказался в следующем дворике. Во дворах росла трава, а стены их венчали остроконечные башенки какой-то удивительной формы. Широкая лестница вела в одну из таких башен. Конан взбирался вверх по ступеням со смутным ощущением нереальности всего происходящего.
Поднявшись, он очутился на площадке, которая чем-то напоминала балкончик. Отсюда башни видны были лучше. Конану стало ясно, что все это не человеческих рук дело. Был некий порядок и симметрия в этих конструкциях, непостижимые для человеческого разума. Конан видел всюду полукруглые дворики, окруженные стенами. Все они соединялись друг с другом арочными проходами. В центре же этого города или замка (Конан не мог подобрать подходящее название тому, что открылось перед его взором) находились высокие, причудливой формы башни.
Повернувшись в другую сторону, киммериец быстро присел и спрятался за перилами выступа. Балкон был выше противоположной стены, и двор за ней хорошо просматривался. Внутренняя стена в глубине двора отличалась от остальных. Она не была гладкой. Конан заметил в ней множество выступов, на которых что-то лежало. Что — невозможно было разобрать.
В центре двора Конан увидел темно-зеленую заводь. А вокруг него на корточках расположились какие-то темные фигуры. Они выглядели как люди: нагие, чернокожие. Правда, самый маленький из них был намного выше рослого пирата. Поджарые и мускулистые, они были прекрасно сложены. Но даже с такого расстояния Конан ощущал, что это были дьяволы, а не люди.
В центре, у заводи, киммериец увидел сгорбленного, трясущегося от страха юношу: самого молодого матроса из их команды. Конан понял, что именно его и тащил черный гигант. Киммериец не слышал шума на берегу. На руках и ногах черных великанов не было никаких следов борьбы. Очевидно, мальчишка отправился в лес один, без товарищей, и там его схватили эти чернокожие. Конан не мог подобрать названия для этих огромных существ с кожей цвета эбенового дерева и мысленно так их и называл — чернокожими.
Черные гиганты разговаривали, при этом жестикулируя. Но Конан не мог расслышать ни звука. Один из гигантов вынул что-то похожее на дудочку и поднес к губам. Очевидно, он дул в нее, но звуков не было слышно. Внезапно пленник вздрогнул, как будто услышал или почувствовал что-то. Он задрожал, затрясся, выделывая немыслимые телодвижения в такт неслышимой мелодии. Его танец был подобен танцу кобры, которая загипнотизирована звуками дудочки факира. В этом танце не было ничего от буйства бьющего через край веселья и жизнелюбия. Было жутко смотреть, как юноша судорожно извивался и подергивался. Будто чьи-то грязные похотливые пальцы выворачивали человеческую душу, выставляя напоказ самые сокровенные ее уголки. Все темное и запретное, что таилось в них, было бесстыдно обнажено и сотрясалось в конвульсиях похоти, вожделения, сладострастия.
Конан не мог смотреть на это без отвращения и тошноты. Влечение и страсть, которую он, лесной волк, когда-либо испытывал, были в нем естественны, как сама природа. Извращенные вкусы — изобретение человеческой цивилизации — были чужды киммерийцу. Хотя нельзя сказать, что он не был о них осведомлен. Конан странствовал по городам Заморы, знал женщин Шадизара-сластолюбца. Но то, что он увидел здесь, не шло ни в какое сравнение с его прежними знаниями. Эти мерзкие твари вытаскивали самые темные и жуткие инстинкты, спящие в тайниках души человека, и бесстыдно, со сладострастием упивались этим зрелищем.
