запишем. Следствие решит.
Три брата — Пялер, Делер и Пятналер, названные каждый в честь очередного юбилея Революции, Краслену были хорошо знакомы: он вместе с ними жил в одной комнате. Братья всегда держались вместе и ужасно походили друг на друга, несмотря на разный возраст: большерукие, мясистые, немного неуклюжие, грубоватые, но честные и работящие, каких еще поискать.
— Клароза Чугунова не явилась!
"Нет, эта не могла!" — решил Краслен. Некрасивую, маленькую, плоскогрудую Чугунову знал и уважал весь завод. В честь очередной годовщины принятия плана электрификации всей страны она пообещала делать 220 % плана ежедневно — и твердо держала свое слово. Клароза была рекордсменкой по количеству прыжков с парашютом, чемпионкой по скоростному надеванию противогаза, победительницей конкурса чтецов и постоянной участницей майских парадов на площади Индустрии. Собирать подарки для обездоленных детей Эскериды — Клароза, подписывать на постройку гигантской авиаматки — тоже Клароза, организовывать юнкомовскую самодеятельность — снова она, проводить воспитательную работу с отстающими, прорабатывать уклон, пропесочивать хулиганов — и тут Чугунова в первых рядах. А как ласково, как заинтересованно она обычно смотрит на Краслена! Нет, Клароза не вредительница, быть того не может!
Кто же? Краслен огляделся. Мерзкое, трусливое чувство снова заворочалось в животе.
— Кто еще отсутствует? — спросил Спартак Маратович.
Все в зале замолчали. Встал Кирпичников:
— Бензины еще нету…
Общий вздох.
— …Но только вы не думайте! Уж в ней-то я уверен, как в себе! Говорю вам, чтоб потом такого не было: «смолчал, мол, укрывает»… Мы с Бензиной честные!
— А где она?
— Скажи нам!
— В парикмахерской…
Кирпичников сам отправил девушку перекраситься в естественный цвет. Вчера, на каруселях, он с трудом втолковал Бензине, что любит ее и без бессмысленных издевательств над шевелюрой. Никто не запрещал красностранским женщинам быть красивыми, никто не отрицах их естественного стремления нравиться… Но реакция коллектива все равно получилась неприятной.
— Свистулька!
— Вертихвостка!
— Что, она там поселилась? Ведь вчера уже была! Я все заметила!
— Смотри, Краслен! Глядишь, ни с теми свяжется…
— Товарищи, спокойно! — объявил Спартак Маратыч. — Воздержитесь от подобных обвинений! Следствие решит!
— Вот именно! — вскричал Краслен взволнованно. — Чего у Аверьянова не спросите, где был?! А?! Тоже мне работничек!
Надутый Аверьянов бросил на Краслена взгляд, исполненный презрения, но смолчал. На лицах товарищей он и без того читал мрачное подозрение на свой счет.
— Кто бы ни был тем вредителем, — сказал Спартак Маратыч, — его цель ясна и очевидна. Он хотел не дать нам сделать пятилетку в нужный срок, сорвать ударный план. Мне кажется, товарищи, что нужно показать этому гаду, сателлиту капитала, всю решимость, всю сплоченность нашего коллектива! Предлагаю мобилизоваться и принять наш встречный план! Пятилетку в тридцать месяцев! Покажем злопыхателям, на что мы способны!
— Верно!
— Ве-е-еррно!
— Значит, голосуем. Так, кто за?
Единогласно.
Глава 3
— Ребят, а где стаканы? — спросил Делер, появившись на пороге комнаты с алюминиевым чайником. Держать в жилых помещениях кипятильники и примусы не разрешалось техникой безопасности, так что любители гонять чаи на сон грядущий ходили вниз, на кухню.
— Все в столовую забрали. На помывку, — ответил Краслен.
— Ага, — сказал Пятналер. — Отчитали нас за некультурность. Выговор грозили даже сделать, если сами впредь сдавать не будем.
— Мать честная… — буркнул Делер.
Поставил чайник на подоконник, поскольку стол был занят, и пошел искать стаканы.
В холостяцком блоке комбината все было очень прогрессивно и культурно: чистое постельное белье, кровати с тюфяками, шторы на окошках (только что из прачечной!), большой красивый шкап, стол, стулья, радиотарелка в жилых комнатах. Никаких тебе клопов, ни тараканов, ни матрасов из соломы, ни рогож. Удобства — душевая и уборная — на каждом этаже. Конечно, электрические лампочки. Короче говоря, живи и радуйся, не то, что в грязных избах при лучине в капиталистическое время.
Койки были трехэтажные, и в комнатах обычно жили шестеро. Краслен дружил с соседями: помимо троих братьев, в комнате с ним вместе обитали токарь Новомир и поэт с двойной фамилией Шариков-Подшипников. Он тоже трудился на заводе: выделывал стихи о глодающих сталь станках, крикливом гомоне болванок и других прогрессивных явлениях. В то время как на капиталистических предприятиях только-только стали появляться столовые для рабочих, Краснострания уже обеспечила трудящихся пищей не только для тела, но и для того, что при старом режиме именовалось "душой": ни один завод не обходился без штатных поэтов, художников, артистов, чтецов. Свою работу деятели пролетарского искусства называли "творьбой" — смесью борьбы и творчества.
В этот вечер Краслен отдыхал, расположившись на лежанке, почитывая самоучитель эскеридского языка и вполуха слушая беседу Пялера с Пятналером, листавших «Пролетарскую звезду». Сбоку от них за столом пристроился тихоня Новомир. Нацепив круглые очочки, он, как обычно, что-то усиленно чертил: видимо, продолжал работать над своей мечтой — изобретением особого станка, который будет выдавать деталей вдвое больше против современного.
— «…Правобуржуазная «Эксцельсиор» отмечает, что агрессивные проекты Бриоло встретят несомненное сопротивление со стороны Ангелики, — читал вслух Пялер. — Орган шарматийских националистов «Вандреди» заявляет, что пора подойти критически к антикрасностранской пропаганде, которая ведется при помощи креста и хоругвей, так как заинтересованные стороны используют ее для своих внешнеполитических и хозяйственных расчетов».
— Ну то-то же! Доперли, наконец! — сказал Пятналер.
— Все равно попы с капиталистами добьются своего, — ответил Новомир. — Рассорят нас с Шарматией, порвут дипотношения.
— Не порвут! Ведь там социалисты в министерстве, а им выгодно друзьями Краснострании казаться, чтоб рабочим пыль в глаза пускать!.. Ну, ладно, читай дальше.
— «Ангеликанские империалисты — организаторы кровавой бойни в Чунчаньване»…
— Тоже неудивительно…
— «Манянская печать, в частности, манянские телеграфные агентства пытаются оправдать неслыханное вмешательство ангеликанских властей Южной Цай во внутренние дела Маняня (при помощи ангеликанских властей удалось ликвидировать рабочую власть в Чунчанване). С этой целью манянские агентства распускают слухи, будто во главе движения были красностранцы…».
Вошел Делер со стаканами. Налил себе чайку, добавил кубик сахару, пристроился за столом, под лампой со светло-зеленым абажуром, и стал слушать, медленно помешивая ложечкой в стакане.
— «Брюннский канцлер Отто Шпицрутен снова давит на рейхстаг, требуя увеличить военный бюджет на следующие три года. Похоже, его лживым уверениям в том, что это продиктовано исключительно нуждами обороны, не верит ни один депутат».
— А хотите анекдот? — вставил Пятналер. — Крановщица рассказала. Значит, этот брюннский их начальник говорит: «Брюнецию и Ангелику, к сожалению, все еще разделяет море. Но мы предпримем все усилия для того, чтобы заполнить это пространство броненосцами!» Ха-ха!
Соседи засмеялись — все, кроме Новомира.
— Ну, а что, — сказал он тихо, оторвавшись от проектов. — И заполнят. Туго нам тогда придется.
— Глупости! У нас же