смягчил её, и сквозь жесткий взгляд показалось тепло.
– Елена.
– Очень приятно, Елена. А не могли бы вы хотя бы показать мне, как надо ездить на лошади, пусть и на вашей? Я не так часто вижу красивую езду, которую, я уверен, увижу в вашем исполнении.
Немного помолчав, она кивнула.
И после этого я увидел, как она управляться с этим здоровенным, мощным жеребцом, грудь которого в несколько раз превышала любую другую из конюшни. Лихо, резво, так что конь едва не падал от усталости, сделав несколько десятков кругов. По импульсивности они оба подходили друг другу. Но не это было самым удивительным. Цепочка, висевшая на шее Елены, показалась мне до боли знакомой, кажется, точно такую я видел у Саши.
Глава третья
Если Александра была раненной ласточкой, то Елена самой настоящей львицей. Стремительная, вольная, свободная – она могла надышаться только ветром, переполнявшим её во время её прогулок. Я видел это по лицу, по движениям, по всему, что так четко вырисовывало её образ. Только вот зачем она носит цепочку пропавшего человека? Вот это я понять не мог. Если она хоть как-то относилась к смерти Виталия, то зачем ей носить его подарок? Следовало спросить её об этом, так, ненавязчиво, деликатней.
Не получилось. Едва я затронул эту тему, как лицо её резко изменилось, и вместо прекрасной, свободной кошки, я получил точно такую же, но разъярённую. Хотя ответ я всё же получил, – оказывается некий городской мальчик всё же смог добиться её расположения, после чего куда-то пропал, оставив её одну с этим небольшим подарком.
Но это всё, больше узнать что-либо у меня не получилось. Но это не страшно, я же не следователь, хотя продвинулся в этой истории куда дальше них. У меня уже складывалась нешуточная картина из людей, кто мог убить бедного Виталика. Я даже мысленно представлял себя уже сыщиком. Правда, бесплатным, но, тем не менее, очень талантливым.
А затем неожиданно в мою дверь, после того как я вернулся с поля, раздался звонок. Это была Саша. Бледная, уставшая, немного озябшая от приближающейся осени. Спросив разрешения пройти, она легко переступила через порог и сняла свою кофту. После чего подошла ко мне и, как мне показалось, принюхалась, – впрочем, это было так внезапно, что могло и показаться.
– Как твои дела? Я давно тебя не видела. Чем ты занимался? – выпалила она сразу несколько вопросов.
Растерявшись, я пожал плечами и ответил – работа.
– А, работа – тихо сказала она и села за стол – работа – она такая, вечно заставляет пропадать.
– Тебе что-нибудь налить?
– У тебя есть алкоголь?
– Алкоголь. Да. Есть. Есть виски.
– Подойдет.
Я подошёл к шкафу и машинально вытащил два стакана и бутылку вискаря. Хорошего, кстати. Мне он достался от одного бармена, увлекающегося сбором алкогольной продукции, не попавшей под инвентаризацию.
– Как хорошо, что ты пьющий, было бы ужасно нажраться одной. Ненавижу быть одна – сказала она и пододвинула мне стакан.
Мы выпили раз, два, хмель хорошо ложился на настроение, так что хотелось впустить его как можно больше. Я посмотрел на неё. Странно, вот так взять и разорвать порочный круг боли, осмелиться на первый шаг ко мне. Необычно.
Только вот я всё равно был один. Она ушла до того как я проснулся. Видимо, всё ещё не решаясь признать ту реальность, которая для неё настала. Которая неразрывно связана со мной, единственным мужчиной, которого она может видеть подле себя. Рад ли я этому? Конечно. Хотя, определённый неловкий момент всё же был – я всё равно хотел увидеться с рыжей, как бы не были прекрасны наши отношения с Сашей.
Только вот на конюшне её не оказалось. Она куда-то уехала по делам. Именно так мне доложил словоохотливый старик. Посидев с ним немного, я всё-таки не вытерпел и напросился подойди поближе к её красавцу, которого она так необдуманно оставила со стариком. Понимающе улыбнувшись своей беззубой улыбкой, он подвел меня к жеребцу. Какой же он был всё-таки красивый.
Я осторожно протянул руку, но он фыркнул, и мне пришлось ретироваться. Зубы у него были крайне большие.
Этим же вечером я безрезультативно пытался дозвониться до Саши, но ни городской, ни мобильный не отвечали. Дверь также была закрыта. А ведь до приезда свекрови оставалось не так уж и много времени, поэтому следовало как можно полезнее распорядиться им. Но её не было, пока, наконец, с её номера не позвонил мужской голос, по-деловому спрашивающий, когда я могу подъехать в участок.
Саша умерла. Написала предсмертную записку, и вскрыла себе вены в ванной. На поданной следователем фотографии лицо её всё также хранило безмятежный, милый взгляд, смотрящий куда-то в сторону.
Следователь спрашивал немного, и лишь потому, что я был одним из последних, с кем она созванивалась. Я рассказал ему почти всё, кроме наших встреч и кроме её истории про белого коня, которую я посчитал почему-то совсем не нужной для полицейский ушей. Хотя ещё совсем недавно я думал, что Саша должна была обязательно поделиться ей с милицией, да что там, я сам хотел рассказать о своих догадках ментам. Но теперь, теперь я лишь молча смотрел на эту фотографию, где застывший в ванне ангел понемногу избавлялся от внутренних переживаний.
Не буду скрывать, что тем же вечером я напился. Напился так, что даже толком не помнил, как попал домой и что вообще делал, проснувшись наутро с ужасной головной болью. Благо была суббота, и я мог спокойно отлежаться дома. Но спать не хотелось, хотелось выйти и разорвать порочный круг своей страшной, печальной жизни.
Тот день я помню хорошо, он был прекрасен. Казалось, он издевался надо мной, выставляя самое лучшее, что может преподнести природа. Увы, в настроении я не был с ним солидарен, мне это не нравилось, но, кажется, я знал, зачем он вырядился в такие цвета – он хотел отвести меня к рыжей Елене.
И я пошел за ним. С ужасной, мучающей меня головной болью и остатками фотографии, никак не желавшей выходить из моего сознания. Елена – вот кто поможет все забыть. Эта огненная рыжая бестия, кошка, самая настоящая страсть к свободе, которая полностью соответствует её темпераменту.
Подходя к конюшне, я увидел, что внутри никого нет. Зато с огороженной площадки доносится целый рев, видимо, наездницы выгуливали своих лошадей, пробежка или что-то в этом роде, чтобы поддерживаться их в форме.
Так и было. Весь народ был там, на природе,