набились частицы грязи.
— Император ждет вас. Меня зовут леди Пташне, я его Голос.
Она говорила с непривычной значительностью, с неуклюжим достоинством, как будто надела непривычное украшение; знаком женщина пригласила их идти за ней.
Ноги женщины в сандалиях были грязными, как будто женщина шла по жидкой грязи и стряхнула ее с себя, а о ногах забыла. Лзи заметила, что Мертвец задумчиво смотрит на них сквозь вуаль, и поняла, что он сопоставляет размер ее ступней с отпечатками у каноэ. Она хотела спросить, как это Голос так вовремя появился в покинутом королевстве, но ей помешали.
Кто-то произнес… ее имя.
Она оглянулась по сторонам. Никого, кроме гейджа, Мертвеца и этой Пташне. Вокруг царило разрушающееся великолепие залы-прихожей, увешанной шелковой парчой, такой хрупкой, что она рвалась под собственной тяжестью, и обставленной мебелью, покрытой слоями пыли. Стены были из светлого коралла, розового и белого. Все стены когда-то украшали гобелены, но сейчас они сорвались с колец и упали. За ними никто не прятался.
А голос — он вновь окликнул ее по имени, — звучал в сознании Лзи, как шелест осиных крыльев.
Доктор леди Лзи. Ты пришла потревожить мой покой, внучка?
Она моргнула от потрясения и, хотя пол здесь был ровный, споткнулась бы, если бы гейдж не поддержал ее под локоть. Она видела, что леди Пташне задумчиво оглянулась на нее и нахмурилась. Лзи постаралась сохранить внешнюю невозмутимость. Она на пробу мысленно спросила:
Король династии Огненной Горы? Как вы можете говорить со мной, ваше величество? Я ведь не ваш потомок.
Ты уверена? — Она почувствовала, что он улыбается. — Происхождение по материнской линии часто забывается. И кто может с уверенностью назвать отца? В тебе довольно моей крови, чтобы твои шаги разбудили дворец.
Лзи ненадолго задумалась. Она шла за леди Пташне последней, видя перед собой ее плечи и не думая о том, что написано на ее лице.
Кто был человек, которого ела оса?
Спутник леди Пташне. Один из них. Есть еще двое. Думаю, один из них был ее мужем.
Вы контролируете ос? Вы сделали… это… с ним?
Осы — моя стража, но я над ними не властен. Давным-давно я привязал их предков к этому месту. Он и другие вторглись ко мне, и осы защитили меня.
Его голос звучал сухо и прозаично.
Но если он был спутником леди Пташне, как он мог «вторгнуться»?
Когда это произошло, — сказал старый король, — она была Пташне, но еще не леди. Она привела мужчин с собой в качестве жертвы, а у нее самой был талисман, который придавал ей некоторую силу. Ты будешь моим Голосом, внучка?
Итак, леди Пташне, как и свидетельствует каноэ, появилась при дворе недавно. Но как ей удалось невредимой миновать ос, подумала Лзи, одной из четверки? И почему она так спокойна, несмотря на гибель спутников?
Я долго изучала трупных ос. Я много знаю о паразитах.
Лзи сказала — вернее, подумала, четко и ясно:
У тебя есть Голос.
Да, есть, — ответил мертвый король. — Один Голос. В некотором смысле. Разве не лучше иметь выбор, чем не иметь?
Но у тебя он есть. Выговариваешь ли ты с его помощью свои собственные слова? Или приказываешь ему молчать, если тебе не велено говорить?
Это был тот же вопрос, что и раньше, только на сей раз более провокационный. Неужели мертвый король поддразнивает ее? Хочет, чтобы она клюнула?
А что, если мне нечего сказать?
Неживой король не ответил. Она задумалась, должна ли обратиться к нему, чтобы он услышал, или он вежливо игнорирует ее собственный внутренний монолог.
Я служу королю Светлой империи, — сказала она. — Но он не хозяин моему голосу.
Приятно слышать, внучка. А, ты уже почти в приемной зале. Не позволяй леди Пташне узнать, что ты можешь говорить со мной, доктор леди Лзи. Пока не нужно. Это было бы… неразумно.
Вот это встревожило Лзи.
Впереди леди Пташне остановилась перед обитой железом дверью. Дверь как будто недавно ремонтировали, вокруг замочной скважины виднелось много царапин; сама скважина была рассчитана на очень большой старинный ключ. Именно такой ключ леди Пташне извлекла из кармана юбки. Он висел на ленте, пришитой к одежде торопливыми стежками, не подходящей по цвету ниткой.
Она повернула ключ, преодолевая тяжесть двери, открыла ее и пропустила всех в другое помещение, полутемное, гулкое, с дальним эхом.
Под ногами Лзи скрипели осколки стекла. Стараясь не упасть, она наблюдала за тем, как осторожно выбирает место, куда ступить, гейдж, и с опозданием сообразила, что под ее тяжестью стекло не бьется. Значит, это вовсе не стекло, а драгоценные камни. Пол усеивали рубины и сапфиры всех цветов радуги: бесценная ловушка.
Лзи с досадой подумала, что эти драгоценности, свидетельство былой мощи мертвых императоров, не должны плесневеть без толку; их можно было бы использовать для укрепления торговли, покупки лекарств, для того чтобы накормить бедных. Как сильно столетиями страдал из-за такого пренебрежения к средствам ее родной остров? Это… такие сокровища… Сколько ткани можно купить на них на материке? Сколько конопли на веревки? Море Бурь защищает острова Баннера от более опасных грабителей, чем редкие пираты. Но острова Баннера, пусть богатые пищей, пряностями и древесиной, не имели других природных ресурсов. Для них торговля означала жизнь. Эти сокровища помогли бы развитию торговли.
Когда они очутились на середине зала, на стенах с обеих сторон загорелись светильники. Пламя походило на свет факелов, но было ярко-голубым, и никаких факелов под ним они не увидели. Этот огонь придал бронзовой коже гейджа совершенно нездешний оттенок и облил все в зале широкими водянистыми потоками сияния.
Повсюду сверкали все новые и новые богатства, а впереди, в пятидесяти шагах, в этом огромном зале стоял трон с золотым сиденьем, подвешенным между двумя гигантскими слоновыми бивнями, концы которых в варварском великолепии скрещивались высоко над головой.
Трон был пуст.
Мертвец остановился. Но леди Пташне как будто предвидела это. Не поворачивая головы, она сказала:
— Его величество в приемном зале.
Она повела их направо, к маленькой двери, по размерам гораздо более подходящей для человека, чем первая, расположенная между двумя колоннами в боковой стене. Эта маленькая дверь, очевидно, была не заперта, потому что леди Пташне просто взялась за ручку и открыла ее.
Дверь вела в небольшую, удобно обставленную комнату, освещенную тем же необычным голубым пламенем, но в нем не нуждающуюся. В дальнем конце между двумя многоцветными окнами размером с дверь стояло кресло в стиле сонг — в виде воловьей упряжи, из резного
