почти погиб, лишь редкие проржавевшие кочки топорщатся остями травы. Сколько неимоверных трудов было вложено в этот луг, сколько надежд и планов было с ним связано. И вот, Третий Лес вообще не взошел – надгробиями наших мечтаний торчат кое-где голые прутья. Все умирает. Неумолимо сокращается жалкий клочок земли, на котором еще слегка теплится жизнь.
Мне кажется почему-то, что никакая эвакуация нам не поможет.
Дальше наступит очередь города.
Ника понимает это не хуже меня, и пока мы огибаем провал Каменной балки, рассказывает, что недавно возил на инспекцию Юго-Западного региона одного из ведущих экспертов Экосовета. И тот утверждал, что дело тут, в общем, не в климате, просто на нас таким образом обрушилось будущее. Оно всегда приходит внезапно, и мы всегда оказываемся к нему не готовы. Сначала оно явилось как мировой финансовый кризис – вы его, вероятно, не помните, это было довольно давно, потом – как хаос Ближневосточного региона: сотни тысяч погибших, миллионы беженцев, мгновенно заполонивших Запад, затем – как вирусная пандемия, мы с ней справились, хотя и стояли практически на грани гибели. И наконец как итог – тотальная разбалансировка земной биосферы: торнадо, непрерывно прокатывающиеся по Северо-Американскому континенту, бесконечные дожди, заливающие Европу, сине-зелёные водоросли, цианеи, превратившие моря и часть океанов, в вязкую тину, сделавшие мореплавание невозможным, задыхается рыба, гибнут птицы, садясь на дрейфующие мусорные острова… Предупреждения были, мы им не вняли. Никто не ожидал, что наш мир так легко и быстро развалится.
- По его мнению, - говорит Ника, - мы просели куда-то в раннее Средневековье: поселения, разобщенные огромными пустыми пространствами, примитивная индустрия, примитивные сельскохозяйственные технологии. Непрерывная – от голода или эпидемий – угроза всеобщей гибели. Естественно, что в такой ситуации возрождаются древние языческие культы. Ваш Колдун, к сожалению, феномен стандартный. В городе за последние годы образовались десятки, может быть, сотни сект, мягко выражаясь, самого экзотического характера. По слухам, даже с человеческими жертвоприношениями. Никто уже не надеется на науку. Напротив, большинство считает, что именно наука привела к этим бедствиям. Все жаждут чуда, которое вернет их в прошлый Эдем, когда было сколько угодно воды, еды, развлечений, когда мир был уютен и безопасен, когда ездили автобусы, поезда, летали авиалайнеры, плавали корабли. А всеобщая жажда чуда – это змеиное варево, отравляющее сознание. Оно может плеснуть огнем в любую минуту…
- Что же нам делать? – спрашиваю я.
От такой картины я даже забываю о своих проблемах. Слишком мелкими они кажутся на фоне глобального катаклизма. Пребывая в изолированном Поселке, постепенно перестаешь видеть масштаб, а он как раз и определяет: будешь ты дальше жить или нет.
- Эксперт вот еще что сказал. Есть такая древняя китайская мудрость: мир станет лучше, когда пройдет над землей тысяча дождей. Нам остается лишь ждать – ждать, ждать, ждать, – когда эта тысяча благословенных дождей вернет мир в более или менее приемлемое состояние…
Мне это кажется нереальным. Тысяча дождей – это ведь целая вечность. Нам бы как-нибудь дождаться хоть одного спасительного дождя, пережить то время, из которого вечность и образуется. Таким же призрачным кажется мне и Новый Лес, надвигающийся на нас с каждым шагом. Причем, чем ближе мы подходим к нему, тем менее реальным он представляется. Ноги уже по щиколотку утопают в наметенной пыли, воздух становится глуше, суше, плотнее, серые фантастические сугробы поднимаются аж до нижних ветвей, и на них комковатыми напластованиями лежит та же пыль, осыпающаяся при каждом неосторожном прикосновении. Впору надевать пылевые маски. С чего я решил, что Новый Лес еще жив: и кустарники, и деревья выглядят как заброшенные театральные декорации. Никаких проблесков зелени. Вероятно, зрение меня все же обманывало. Небольшое круглое озерцо, где еще месяц назад стояла тинистая, болотная, однако вода, теперь превратилось в яму, заполненную той же унылой пылью. А под ней, если что-то и выжило, то лишь мутные бактериальные пленочки.
- Н-да… – оглядываясь, делает заключение Ника.
Голос его утопает, будто в невидимой вате.
– Ты его не видел месяц назад, - растерянно говорю я. – Он уже совсем погибал… Но когда… исчезла… Аглая… вдруг как бы ожил… Почки набухли… даже листочки… маленькие… проклюнулись… кое-где…
Голос мой тоже мгновенно тонет.
Слова не имеют силы.
- Ну а сейчас – что? – оглядываясь вокруг, спрашивает Ника.
Действительно, что сейчас?
Я осторожно, двумя пальцами, отламываю ближайшую ветку, встряхиваю ее, невесомыми хлопьями осыпается пыль. Ветка совершенно безжизненная: на корявых суставах нет ничего, кроме бугристых наростов – твердых, покрытых чешуйками, царапающими кожу. Но в ту же секунду в сознании у меня взметывается вспышка огня и прокатывается по всему телу искрами обжигающей боли. Точно взрывается внутри мозга крохотная граната.
Я вскрикиваю.
Ника хватает меня за руку:
- Что случилось?..
- Тише! – как можно убедительнее прошу я. – Пожалуйста, тише!.. Не говори ничего… не двигайся… просто стой… стой и слушай…
Сам я уже слышу тот шепот, который обволакивает меня каждый раз, когда я выхожу на ближнюю к Новому Лесу окраину: такой же невнятный, расплывающийся сумеречными пятнами, состоящий не столько из слов, сколько из мятущихся звуков. Правда, теперь он проступает гораздо яснее. У меня почти нет сомнений, что это голос Аглаи. И хотя цельных, осмысленных фраз, как ни напрягайся, по-прежнему не разобрать, содержание его угадывается без труда. Лес умирает от жажды. Воды… воды… – вот о чем умоляет он. Воды… воды… спасите меня… – заклинает нас обоих Аглая. Голос доносится к нам будто из далей небытия, и временами похож на писк больной птицы: пи-ить… пи-ить… пи-ить…
- Ты слышишь? – спрашиваю я Нику.
Он стоит неподвижно, лишь глаза беспокойно, словно прицеливаясь, ощупывают пыльные заросли.
- Вроде – шорох какой-то…
- Шорох?
- Ну – словно бегают какие-то жучки, паучки… скребут ножками по земле… – Он, будто лошадь, встряхивает головой. – Нет, показалось…
Я прикрываю глаза.
Голос Аглаи заполняет меня, как эхо отчаяния.
Впрочем, это и есть отчаяние.
Вот, даже Нике я ничего не могу объяснить…
***
Преображение – это легко. Надо мной темное, мутное небо, струящееся как горячее варево. Мутное оно от колоссального облака пыли. Где-то, видимо дальше к Югу, прокатилась очередная буря, и ее душный след сейчас перемещается в атмосфере.
Звезд не видно, желтоватым нарывом чуть-чуть вздувается пятно низкой луны. Я лежу на жестких луговых кочках, старясь дышать спокойно и равномерно. Главное – не напрягайся, советовала мне Аглая. Напротив – расслабься, раскинь