быть безотказно.
Мы же на них надеялись.
Мы же на них рассчитывали.
Мы же им верили.
Как же? Что же? Нам, что ли, производить? Вы представляете? Я вообще не представляю. Это же замкнутый круг. Это хуже, чем раньше… Раньше нашего не было, а там было не достать. И всё в порядке: значит, памперса не знаем, стираем в тазу – всё в порядке.
А сейчас же другое дело. У нас нет по-прежнему, а там – низкого качества.
Куда бежать?
Я надеюсь, они не доведут нас до того, чтоб мы сами кондиционер клепали. Мы же хотим жить как люди и одеваться как люди.
И питаться как люди.
И умываться как люди.
И развлекаться как люди.
И кататься как люди.
И лечиться как люди.
А отечественными разработками ни питаться, ни лечиться, ни одеваться, ни умываться, ни кататься – только разбираться.
Господа, держите качество, не доводите до крайностей. А эти жалкие попытки заинтересовать? Кого?.. Нас?.. Чем? Деньгами?
Нас не запугаешь и не заинтересуешь.
Копать не любим.
Производить не можем.
Долго что-то делать – не хотим.
Невысоко, неглубоко и быстро – пожалуйста, и то если этим потом не пользоваться.
А если пользоваться – это надо как-то всей страной одну штуку, и чтоб на один раз, и чтоб потом никаких претензий.
Опять и опять говорю – мы уже с удовольствием не работаем. И с удовольствием наблюдаем за беспомощными попытками нас заинтересовать, мобилизовать и запугать.
Господа! Позвольте, позвольте пройти в Европейский союз… Как туда?.. Прямо и направо?.. А говорили, налево… Ну, народ.
Надо проверить, почему в выходные Москва пустеет, и внедрить это в будни.
На пустынном берегу шептались две девушки.
Как говорят в Одессе: я вчера получил такое удовольствие, чтоб не дождаться умереть.
– Может ли быть умный таким бездарным?
– Может. Если он не заинтересован.
Хорошая у тебя работа, депутат.
Рот закрыл, и ты свободен.
Государственная экономика такая: что бы ты ни сделал, ты получаешь от мамы рубль на конфеты.
Капитан:
– Круиз. Поселили случайно двух мужчин и двух женщин в одной каюте. Крики, протест… Я являюсь до отхода, говорю: «Не волнуйтесь. Потерпите одну ночь. Я вас расселю».
В следующий раз являюсь через три дня.
– Что? Кто? Зачем? …Всё в порядке!
Главное – выдержка!
Я делал карьеру.
Он мне завидовал.
Он рвался.
Он подражал.
Он списывал.
Тогда я специально для него сделал ошибку.
И он отстал на пять лет общего режима.
– Папа, ты видел?
– Да, Митя, наш пёс – левша!
В чём разница между мной и чиновником?
Мы оба сидим за столом.
Только я просто сижу, а он – должен сидеть.
Принял яд и передумал.
По стране хлопки, похожие на аплодисменты.
Это лопается терпение.
Он ошибался только в людях, остальное мог предвидеть.
Когда мужчина говорит: «Я люблю женщин», – он любит себя.
Когда он говорит: «Я люблю эту женщину», – он любит её.
Я за то, чтобы внести в Библию: у каждого из женатых четыре ноги, два сердца, две головы.
Что у нас не изменяется – это перспективы.
Когда мы сняли чадру – не мы увидели мир, а мир увидел нас.
В итальянском кафе плакат.
Где очень просто написано.
Иисус Христос – еврей.
Твоя машина – немецкая.
Твой телевизор – японский.
Твои деньги – американские.
Демократия, при которой ты живёшь, – греческая.
Кофе, который ты пьёшь, – бразильский.
Берег, куда ты едешь в отпуск, – турецкий.
Цифры, которые ты пишешь, – арабские.
Буквы твои – кириллица.
Почему же твой сосед не может быть другой национальности?
Гусману от Жванецкого
Дорогой Юлик Соломонович!
Своим 60-летием ты нас не испугаешь, хотя, конечно, неприятно…
Ну, ведь и все другие туда ползут.
А некоторые ползут дальше и быстрее.
Мы все на постоянном расстоянии друг от друга.
Так и ползём от «Ники» до «Ники», от колита до гастрита, от компромисса до ишиаса.
С горячей закуской и остывшей любовью.
В этом состоянии нас радуют только результаты анализов.
Держи взгляд и береги юмор!
Остального не жалко.
Обидно, что это настигло тебя как раз в расцвете духовных и растрате физических сил.
Внезапность даты потрясает.
Ты один из немногих, с кем хочется говорить и у которого, отфильтровав шутки и ужимки, можно выцедить смысл.
Вот скажи мне, кто следит за балансом в нашей жизни?
Сейчас, когда столько всего в магазинах, стало не хватать взгляда, слова, тёплого рукопожатия и простого: «Ты где пропадал?» – чего было так много, когда не хватало еды и одежды.
Видимо, засыпаны мы последними известиями, которые никак не становятся последними.
И опять возникли очереди.
Чтоб просто подойти к другу…
К тебе, Юлик, и, разгребя бессмысленность, ухватить твою руку и сказать:
– Поздравляю, мой дорогой!
Будь всегда неподалёку.
Как и я.
Твой
Жванецкий.
Цель
Все оглядываются.
Воробей сядет на балкон и оглядывается.
Ест и оглядывается.
Пьёт и оглядывается.
Летит – не оглядывается. Потому что надо лететь.
А сидит – оглядывается, чтоб не напали, не сожрали… Кто? Да любой…
Он же маленький, а все большие.
И орёл – большой – тоже оглядывается… Зачем? А чтоб сожрать кого.
Кого? Да любого.
У него в глазах: «Где тот воробей?»
А воробей: «Где тот орёл?»
«Где тот кот?», «Где тут все?»
Человек оглядывается часто и подолгу. Разбогател – оглядывается, чтоб не украли. Обеднел – оглядывается, чтоб украсть.
Олигарх оглядывается всегда и везде. В машине, в постели – везде оглядывается и переспрашивает:
