сделала?
— Ты разрушил потенциал нашего сына! Переутомил его и надорвал, теперь он никогда не сможет использовать ци! Если бы я не пригласила доктора Суо…
— Не упоминай при мне этого шарлатана! Единственное, чего он добился, так это вылечил от бесплодия дюжину служанок!
Сопровождавшие маму служанки многозначительно переглянулись, но не посмели хихикнуть. К этому времени в коридоре за спиной родителей теперь суетилась полудюжина слуг, у которых внезапно появилось множество неотложных дел именно в этом крыле особняка, и почему-то исключительно возле Малой Яшмовой Приёмной.
— И ты прогнал их всех! Доктора Нанга…
— Его пилюли из женьшеня оказались подделкой, только чудом никто не отравился!
— Доктора Ао…
— Который едва не убил тебя своим иглоукалыванием!
— Доктора Циньбао…
— Который обворовывал нас до тех пор, пока не получил палкой по пяткам!
— Ты прогнал всех докторов и запугал нашего сына!
Хань все сильнее тревожился — определенно что-то было не так. Ссориться так громко, да на виду у постороннего, гвардейцев и слуг? Нет, попытался успокоить он себя, отец отступит, он — прославленный генерал, ему никак нельзя терять лицо.
— А ты мне не дала забрать его в армию!
— Ему стало плохо на свежем воздухе!
— Потому что он никогда не выходит из своей комнаты!
— Ему трудно после причиненных ему травм! И вообще, вспомни, как тяжело протекали мои роды!
— Это было две дюжины лет назад! Посмотри, что теперь выросло!
Хань вздрогнул, пусть отец и не получил от Императора эмблему грандмастера Империи, но все же прекрасно владел ци, и его намерение ощущалось всей кожей. Отвращение, презрение, желание избить, если не убить — эти чувства не только были написаны у него на лице, но и окутывали фигуру тяжёлым багровым ореолом.
Вот только госпожу Лихуа таким было не пронять — не зря же она являлась третьей супругой прославленного генерала. Вместо того чтобы сдаться, она, чтя заветы из трактатов древних полководцев, контратаковала:
— Вот видишь! Ты презирал нашего сына и поэтому к нему так ужасно относился, сначала подорвал его здоровье, а теперь хочешь окончательно убить! Смотри, у него уже судороги! Нужно срочно позвать доктора Пинга!
— Срубить голову этому шарлатану, если он переступит порог зала, — процедил сквозь зубы Гуанг.
Отдельного унижения добавляло присутствие этого «самого молодого из мастеров», как-его-там-звать, который вроде скромно стоял в сторонке, но при этом наверняка мысленно насмехался. Слуги, что-то почуяв своим простолюдинским нутром, начали медленно исчезать, дабы их головы тоже не срубили под горячую руку.
— Я любил нашего сына и тебя, Лихуа, — Гуанг перестал кричать и слова его теперь падали, ударяя по голове, словно тяжелые капли холодного ливня. — Любил и отступал, когда надо было сразу проявить твердость. А он ловко пользовался всем этим и разыгрывал жертву!
Хань тихо всхлипнул от обиды. Ничего он не разыгрывал! Это весь мир ополчился против него и не давал покоя! А он лишь открыто выражал свои чувства!
— Ты всё твердил о шарлатанах, дорогой, — ринулась матушка Лихуа в новую атаку, — но сам-то? Не успел выехать из дома, как встретил непонятно кого и тут же притащил внутрь, уверяя, что из первого встречного выйдет прекрасный учитель!
— Ты хочешь знать, что случилось? Я расскажу тебе! Я выехал из дома, оставляя позади жирдяя-сына, которому праздность и еда важнее семейной чести и сыновнего долга, и который пользуется твоей любовью и слабостью, как ты пользовалась моей!
Хань задохнулся от таких обидных слов так сильно, что в ушах страшно зазвенело.
— …вступил в разговор! Когда я увидел императорскую эмблему, небеса вдруг ниспослали мне озарение! Ведь он ровесник нашего сына, но уже стал могучим грандмастером ци! Это ли не знак небес?
— Может эта эмблема — фальшивка! А он — не тот, за кого себя выдаёт?
Хань убрал руки и мелко-мелко закивал — слова матери, словно лук императорского телохранителя, били точно в цель.
— Ты полагаешь, что я не распознаю фальшивку? — взревел отец. — Думаешь, не узнаю в табличке ци самого Императора, да славится его имя в веках и лунах? Думаешь, я простой солдат, не знающий, что творится в Империи?
Звон в ушах накатил новой волной, желудок свело, и Хань жалобно застонал, не слыша самого себя.
— …мастера, многократно прославившегося своими подвигами! Вот кем мог бы стать наш сын, если бы ты не позволила ему отожраться в этого ленивого, хитрого и трусливого борова!
Слезы покатились из глаз Ханя, и он снова схватился за живот и сердце. Прекраснейшая еда, от которой его оторвали, будто превратилась в помои, встала колом и начала рваться наружу. Жестокий, жестокий мир! Ну что стоило отцу ехать дальше в столицу, как он и собирался? А этот проклятый, как его, черноногий мастер, все так же стоящий в стороне с наглой ухмылочкой, ну чего он сюда приперся? Не мог, что ли, просто проехать мимо? Если он такой герой, то и катился бы совершать свои подвиги!
Из груди Ханя рвались хрипы и сипы, лицо исказилось. Он даже задержал дыхание, чтобы кровь прилила к лицу, делая его выглядящим особо болезненно и нездорово. Увы, испытанные приемы на этот раз не помогли.
— А знаешь ты, что я сделал, любимая жена моя? — ткнул в неё пальцем Гуанг. Он больше не кричал, но тихий хриплый голос казался намного страшнее.
— Н-нет, — ответила та, в кои-то веки не обращая внимания на Ханя.
От этого сердце пронзили боль и обида. Слезы катились, жгли, срывались прямо на халат, оставляя на драгоценном шёлке мокрые полосы. И снова никто на них внимания не обратил. От этого становилось еще обиднее, поэтому поток слез усилился.
— Я упал и склонился перед ним до земли, умоляя стать учителем нашего сына! Я не думал о своей гордости и о гордости семьи Нао, о чести, статусе и достоинстве. Нет, я стоял на коленях, касался головой земли и умолял, так как знал, что ниже падать уже все равно некуда. Над нами давно смеются за спиной, рассказывая, что с величиной подвигов генерала Гуанга может сравниться только живот его младшего сына!
— Никто над нами не смеется!
— Это теперь! Так как к нам практически никто и не ездит, только Мэй Линь из соседей, мой соратник старый Цу и… Да и все! Ты же сама всех прогнала!
— Они обижали нашего Хаоню, прямо как ты! Хочешь загнать его в могилу, чтобы спасти свою честь?
— Нет, я хочу спасти его и тебя, так как люблю вас обоих! Если бы меня заботили честь и доброе имя, то я покончил бы
