до вечера, изучить его, раз уже попал сюда.
С этой мыслью я пошёл на автовокзал.
Густой утренний туман холодил кости, асфальт был мокрый, но без луж. Стоял характерный для сырого города запах гари.
Я купил билет на последний рейс в Смилтене, вышел из автовокзала и вошёл в стеклянное строение рядом – в буфет.
Было восемь часов утра, и в буфете толпился народ, пил пиво «Сенчу», заедая горячей копчёной колбасой, жир которой, расплавленный в кипятке, тут же застывал, уменьшая съедобность колбасы.
Недавний завтрак не набил моего желудка, и я заказал пива с колбасой.
– Семдесмит пьектс, – сказала высокая накрашенная буфетчица, и я понёс две откупоренные бутылки и тарелку с дымящейся колбасой к мраморному столику в углу.
За столиком никого не было. Я выпил бутылку пива. Холодная дрожь заставила меня обернуться.
В другом углу по той же стене стоял высокий худой человек в дождевике.
Аккуратная чёрная причёска обрамляла его бледное, узкое, открытое мужественное лицо, немного обветренное.
Чёрные глаза из ослепительных белков сверлили моё лицо.
Кусок застывшей колбасы выпал из моей руки и покатился под столиками, по мокрому каменному полу.
Человек стоял за столиком и смотрел на меня. Перед ним не было пива и еды, он просто смотрел.
Я торопливо зашагал к выходу; поскользнулся на мокром полу, но удержался, схватившись За ручку двери, и она со скрипом захлопнулась.
Я с трудом открыл её, глотнул сырой туманный воздух и, задыхаясь, побежал по улице Гагарина, к гостинице.
Промчался по пустынной, голой площади с одиноким памятником посредине.
Запыхался и уже медленными шагами вошёл в гостиницу, прошёл мимо снующих длинноволосых высоких спортсменов и спортсменок в тренировочных костюмах, поднялся на второй этаж, открыл ключом дверь в номер.
В изнеможении опустился на стул, руки мои упали на холодное дерево стола.
Опять я почувствовал беспокойство – стало не по себе. Что-то было не так.
Я напряг сознание и понял, что в холодной комнате сиденье моё было тёплое, чем-то нагретое.
Дно пепельницы было покрыто слоем пепла, на котором валялся окурок – из сигареты было сделано лишь две-три затяжки.
Я схватил пепельницу и хотел унести её в туалет, но жуткий звук остановил меня посреди комнаты.
Это был животный вопль. В нём звучала первобытная безысходность, животное отчаяние, безнадёжность, ужас. Кричала женщина.
Пепельница выскользнула из моих рук и оглушительно, как канонада, загромыхала на паркете, рассыпав содержимое.
Я механически вышел из номера и вошёл в соседний, почему-то полагая, что крик оттуда.
На прислонённой к стене кровати молча, отвернувшись к стене, лежала в одежде девица с тёмно-каштановыми волосами. Она повернула ко мне лицо – я узнал её: она была вечером в очереди к администратору.
Я отвёл взгляд: не мог смотреть на её округлённые от ужаса глаза, беспомощно раскрытый рот, ярко-красный на белом, как бумага, лице.
Она проговорила – голос её был скрипучий, с сильным акцентом:
– Там, в шкафу – человек висит. И протянула тонкую руку.
Я шагнул в показанном ею направлении и резким рывком открыл дверцу шкафа.
Но шкаф был пуст. Зеркальная задняя стенка его отражала моё измученное тяжёлым сном лицо, с синими кругами вокруг глаз.
– Вот, – сказал я ласково, повернувшись к девице. – Там ничего нет.
Она прищурилась и сказала тихо:
– Он там висит.
И лицо ее упало на подушку.
Я тихонько затворил за собой дверь.
Агония.
Боль, от которой никуда не убежишь и которая кончится, только когда всё кончится.
Из-за которой невозможно шевельнуться и даже открыть или закрыть глаза.
Я ватными шагами спустился на первый этаж и увидел в окошке уже знакомое пожилое лицо администраторши.
У окошка никого не было, и я обратился к ней:
– Извините, пожалуйста. Скажите мне, человек умер в моём номере?
– Да. Он жил в вашем номере.
– То есть я хотел спросить, смерть произошла в моём номере?
Женщина нахмурилась, о чём-то размышляя. Я решил помочь ей:
– Он умер в соседнем номере? Справа от моего?
– Откуда вы узнали? – спросила она шёпотом.
– Этого никто не знал?
– Никто. Тот номер пустовал тогда. Откуда же…
– Ничего, – сказал я. – Он повесился?
– Да. Но откуда…
– Ничего. Он сегодня опять там висел.
– Простите. Я не понимаю. Его уже похоронили, – женщина была в недоумении.
– У вас нет его фотографии, паспорта или ещё какого-нибудь документа? Я хочу видеть его лицо.
– Нет. Все документы забрала милиция.
– Он был похож на меня?
– Боже, – сказала она. – Он был страшно похож на вас. Может, он ваш родственник? Я забыла его имя, но это можно узнать… – женщина бросилась открывать ящик стола.
– Это неважно, – бросил я. – Он был похож на меня, только волосы у него были, короче и потемнее?
– Точно. Точно.
– И повыше ростом?
– Так.
– Открытое, мужественное лицо, немного обветренное, бледное, выбритое до синевы, чёрные зрачки на ослепительных белках глаз?
– Да. Точно.
– Он ходил в дождевике?
– Да. В белом.
– В белом, – машинально повторил я. – Спасибо вам.
Я отошёл от окошка, вышел на улицу. Холодный туман дохнул в лицо и уложил волнение.
Заглянул в полуразрушенный, захламлённый средневековый замок
Опять попал на рынок. Прямо у входа стоял горбатый, с морщинистым, как залежалая картофелина, коричневым лицом, старик в грязном пальто, чёрной войлочной шляпе.
Он разложил в коробке зеленоватые матовые, полупрозрачные камушки.
– Дайте один, – сказал я горячечным голосом. – Что это такое? Вас ист дас?
– Фосфоре, – сказал старик. – Дэсмит ка… – старик губами и пальцами пытался объяснить цену.
Я бросил камушек в карман, кинул в коробку гривенник и размашистыми шагами почти полетел по направлению к своей резиденции. По пути заскочил в универмаг напротив и купил за 60 рублей светло-серый, почти белый плащ-дождевик.
Вбежав в гостиницу, я врезался в толпу юных спортсменов, и они расступились. Мой путь был в парикмахерскую.
Пройдя по коридору, я попал в маленький зал. Здесь было лишь одно кресло, и оно пустовало.
Я потребовал, чтобы меня коротко подстригли и тщательно побрили.
Покинув парикмахерскую, я вновь бросился к администраторше. Дежурила всё та же – видимо, суточное дежурство.
– Извините, пожалуйста, ещё раз, – сказал я.
Её глаза широко раскрылись от внезапного страха, но она наконец узнала меня и спросила:
– Что нужно?
– Я забыл ключ в номере, и когда я ушёл, дверь захлопнулась. У вас нет запасного ключа? – задыхаясь, проговорил я.
– У нас двери не захлопываются, – строго сказала женщина. – Наверное, вы потеряли ключ.
– Нет, – сказал я. – Я точно помню, что забыл ключ в номере.
– Вы так полагаетесь на свою память? – иронически спросила она. – Если вы
