там народу сейчас. Все после работы прутся.
— Сходи, — с нажимом говорит Света.
— А! Понял.
Арсений выходит. На меня тут же набрасывается Таня.
— Расскажи, что случилось. Мы тут от беспокойства, как ты, уже весь маникюр съели. Уехала с Райсом, ни звонишь, ни пишешь. Мы уж не знаем что думать.
— Ага, — подтверждает Света. — Таня вообще предположила, что он маньяк. Убил и закопал. Мы в полицию хотели идти!
— Он меня просто бросил.
— В смысле? У вас что-то было? — девчонки переглядываются.
— Я такая дура! — из глаз льются слезы. Я скороговоркой все выкладываю. И про нашу ночь и про Жужу, и про скотину Толика.
— Ну, тихо-тихо, — Света прижимает меня к груди и гладит как маленькую по голове.
— Он был таким… у-у-у! И я подумала… А Нина была права, как всегда. Я не знаю, как сейчас дома показаться и посмотреть ей в глаза. А еще этот Толик! Меня от него воротит. Нина целыми днями на работе, я сейчас просто боюсь с ним оставаться наедине. Я же думала, что меня защитит Женя, как когда-то в детдоме. Что снова будет называть моя Жужу и покажет Париж, как обещал в детстве. Я ведь до сих пор храню браслет с Эйфелевой башней.
— Что какая башня?
Раньше
«Я спешу на наше с Женей тайное место, прижимая к груди пакет с вкусняшками, который принесла Нина. Представляю как мы будем объедаться конфетами, фруктами и горячими ватрушками. Сзади раздается свист.
— Воробьева! Юлька! — оглядываюсь.
За мной бежит Ромка Селиванов вместе со своими дружками. Я прибавляю шаг, добегаю до нашего парка. Ромка меня догоняет и пихает на забор.
— Куда спешишь? — прячу за спину пакет.
— Гуляю!
— Да? А мне шепнули, что к тебе сестра приходила.
— Приходила.
— И принесла что-то?
— Нет. Откуда у нее?
— Врешь, крыса! — толкает меня в плечо. — Мотя, забери у этой предательницы передачку.
У меня вырывают пакет.
— Отдай!
— Ты правил не знаешь? Все что передают, должно по-братски делиться. А раз ты скрысятничала, значит вообще ничего не получишь!
— Я не крыса! Ты мне просто не брат! И делиться с тобой я не должна! Отдай! А иначе…
— Что иначе?
— Я все Вере Палне расскажу! — вру конечно. Просто обидно. Нина купила на последние деньги, все утро мои любимые ватрушки с картошкой пекла, а есть будет козел Ромка. Ромка дает мне пощечину.
— Руки убрал, сука, — слышу знакомый голос. К нам направляется Женя с перекошенным от злости лицом.
Чё я вцепилась так в этот пакет? Просто капуста тушеная детдомовская поперек горла стоит. Так хочется домашнего. А сейчас из-за моего малодушия еще и Женька огребет.
— Женечка, — встаю между ними, пытаюсь достучаться до его разума, но в глазах цвета карамели звериный блеск и жажда расправы. — Хрен с ним! Пойдем.
— Иди, Жужу, — ласково. — Я сейчас подойду, — задвигает меня за спину.
— Ты чего, Костров? Она же крыса! Все себе забрать хотела.
— Пакет верни, — от его голоса спокойного, полного металла, становится плохо.
— Жень! — но он не слушает.
Хватает Ромку за грудки бьет кулаком. Парни Ромки накидываются на Женю, но получив пару раз от него, падают на землю.
— На девушку руку решил поднять! Урод! — Ромка под непрекращающимися ударами падает. — Вставай! Я не бью лежачего!
— Да подавись своими огрызками, — кидает в меня пакет.
Мне так страшно. Не за себя. За него.
Женя обнимает меня и целует в висок.
— Испугалась, маленькая.
Мы идем к нашему месту, а сзади слышатся: «Тили-тили тесто! Жених и невеста!»
Сидим напротив друг друга на нашем дереве.
— Больно? — вытираю кровь с костяшек Жени.
— Нет. Да оставь ты! — он взволнованный и озабоченный.
— Что случилось?
— Тетка с дядькой в Париж забирают, — я замираю, смотрю на него не моргая.
— Жеень, — хлюпаю носом. Он прижимает меня к себе. — А как же я?
— Я вырасту и приеду за тобой. Заберу в Париж. Покажу тебе башню, мы будем гулять по берегу Сены. У дяди есть своя яхта, покатаемся.
— Обманешь. Забудешь.
— Никогда. Слово пацана. И вот, — одевает мне на руку браслет с маленькой башней, — чтобы и ты не забывала.»
Сейчас
— А он забыл! Все забыл! Прошло то всего ничего лет. Мне тогда двенадцать было. — Таня и Света слушают открыв рот.
— Так та песня это для тебя была?! — первой очухивается Таня. — А-а-а-а! Это так романтично!
— Было романтично, а стало пошло. Переспал, уехал. Даже не позвонил.
— И что делать будешь? — Света смотрит изучающе.
— Не знаю.
— Не раскисай, Юла! Напишешь на его страничку.
— Я не хочу навязываться.
— Ерунда!
— Не буду я сказала, — твердо говорю.
— Ладно. Поехали ко мне. Переночуешь. От меня позвонишь сестре. И про старого кобеля Толика тебе нужно рассказать все Нине. Пусть гонит его взашей.
* * *
Марина Владимировна, мама Светы, делает завтрак. Ловко переворачивает сырники.
— Давайте помогу, — предлагаю свою помощь.
— Не стоит, Юлечка. Я сама. Ты выглядишь не выспавшейся. Неудобно на надувном матрасе? Да и Светик, поди, всю ночь болтала, спать не давала.
— Да нет. Все нормально, — подруга пыталась меня отвлечь предстоящей учебой, избегая темы случившегося. Но после моего очередного «угу» — отстала.
Мысленно я была не с ней, а там, в том номере. Раз за разом прокручивала события рокового вечера и искала признаки фальши. Женя был искренним. И увлечен мной. Неужели он такой со всеми?
А вдруг сейчас он с другой? Так же смотрит на нее, целует.
Нет. От этой мысли начинаю сходить с ума.
— Из-за разговора с сестрой переживаешь? — хмурюсь. Нина говорила со мной сухо, формально. Всё ещё обижается на мои необдуманные слова.
— Я ей очень неприятные вещи сказала, потом пожалела и извинилась, но уже было поздно.
— Света тоже мелет языком как помелом. И ссоримся и ругаемся. А потом миримся. И вы помиритесь. Одна ж семья.
В кухне появляется заспанная Света.
— Про меня сплетничаете? — садится рядом со мной. — Ты как? — шепчет, чтобы мама не услышала.
— Нормально.
В кухню с визгом забегают близнецы.
— Мам! Она мой рюкзак стащила!
— Мам, она врет! Это мой!
— Леля! Коля! Марш умываться, собираться в лагерь. Итак, каждое утро, — сетует Света.
— Еще и я свалилась на вашу голову.
— Да перестань ты! — пиликает телефон. — Арс написал.
Света с улыбкой на лице печатает что-то.
— В разговоре из него и слова не вытащишь, а по телефону «доброе утро, мой Светлячок», пишет, что скучает, любит. Такой милый, поганец.
— Повезло тебе, — а у меня ничего такого нет и не будет. Никаких милых смсок, ласковых слов, ухаживаний и свиданий. И виновата
