следует расценивать как болезнь.
К дальнейшим выводам мы приходим, принимая во внимание тот факт, что половое влечение у человека изначально вовсе не служит целям воспроизводства, а ставит своей целью получение определенного удовольствия[18]. Так оно проявляется в человеческом детстве, когда цель получения удовольствия обеспечивается не только гениталиями, но и другими частями тела (эрогенными зонами), а потому влечение пренебрегает всеми прочими объектами, кроме наиболее удобных. Мы называем эту стадию стадией аутоэротизма, и задача воспитания ребенка, на наш взгляд, состоит в том, чтобы ограничить эту стадию, поскольку задержка на ней сделает половое влечение непреодолимым и непригодным для иных целей. Далее развитие полового влечения идет от аутоэротизма к объектной любви и от автономии эрогенных зон к их подчинению половым органам, то есть встает на службу воспроизводству. При этом развитии часть сексуального возбуждения, обеспечиваемого собственным телом индивидуума, отвергается как неподходящая для репродуктивной функции и при благоприятных условиях сублимируется. Значит, силы, необходимые для культурной деятельности, во многом приобретаются за счет подавления так называемых извращенных сторон сексуального возбуждения.
Если иметь в виду эту эволюцию полового влечения, то можно различать три стадии культуры: на первой половое влечение проявляется свободно, независимо от целей воспроизводства; на второй подавляются все половые влечения за исключением того, что служит размножению; на третьей разрешается лишь законное размножение в качестве сексуальной цели. Эта третья стадия и отражается в нашей современной «культурной» половой морали.
Если принять вторую из перечисленных стадий за среднее значение, то придется указать, что некоторое число людей в силу своей конституции не соответствует ее требованиям. У многих индивидуумов развитие полового влечения, описанное выше, от аутоэротизма к объектной любви с целью соприкосновения гениталий, не осуществляется правильно и достаточно полно. В результате таких нарушений развития возникают два вида ущербных отклонений от нормальной сексуальности – от такой, что полезна для культуры, – и отношение между ними почти такое же, как между положительным и отрицательным.
Во-первых (не беря в расчет тех, чье половое влечение чрезмерно и непреодолимо), существуют различные разновидности извращений, при которых инфантильная фиксация на ранней сексуальной цели препятствует установлению главенства репродуктивной функции; во-вторых, имеются гомосексуалисты, или инверты (Invertierten), у которых – еще не совсем понятным образом – сексуальная цель отклоняется от привязанности к противоположному полу. Если вредное воздействие этих двух нарушений в развитии меньше, чем следовало бы ожидать, то такое положение дел нужно поставить в заслугу именно тому сложному способу, которым устроено половое влечение, который позволяет половой жизни человека достигать полезной окончательной формы, даже когда один или несколько элементов влечения не получили развития. Конституция людей, страдающих от инверсии (гомосексуалистов), действительно часто отличается тем, что их половое влечение обладает особой способностью к культурной сублимации.
Более явно выраженные формы извращений и гомосексуализма, особенно исключительные, и вправду делают тех, кто им подвержен, общественно бесполезными и несчастными, а посему надо признать, что культурные потребности даже второй стадии являются источником страданий для определенной части человечества. Судьба этих людей, отличающихся по своей конституции от остальных, различна и зависит от того, родились ли они с половым влечением, которое по общим меркам считается сильным или сравнительно слабым. В последнем случае – когда половое влечение ослаблено – извращенцам удается полностью подавить те склонности, которые ведут к противоречиям с моральными ценностями текущей стадии развития культуры. Но это идеальное условие, единственное, пожалуй, чего им удается достичь; ведь для подавления своего полового влечения они расходуют силы, которые иначе были бы употреблены на культурную деятельность. Эти люди словно заторможены внутренне и парализованы снаружи. То, что будет сказано ниже о воздержании, необходимом для мужчин и женщин на третьей стадии культуры, применимо и к ним.
Там, где половое влечение достаточно сильное, но извращенное, возможны два исхода. Первый (о чем мы не будем говорить дальше), состоит в том, что человек остается извращенцем и вынужден мириться с последствиями отклонения от норм культуры. Второй исход гораздо интереснее. Дело в том, что под влиянием воспитания и социальных требований обеспечивается подлинное вытеснение извращенных влечений, но это подавление на самом деле вовсе не является подавлением. Лучше всего такой исход можно описать как неудавшееся подавление. Заторможенные половые влечения больше не проявляются как таковые – и в том заключается успех, – но они находят выражение иными способами, столь же вредными для индивидуума и столь же бесполезными для общества, как и при удовлетворении подавленных влечений в неизмененной форме. Это фактически провал того процесса, который в длительном развитии более чем уравновешивает его успех. Замещающие явления, следствия подавления влечений, сводятся к тому, что мы называем нервозностью – или, точнее, психоневрозом[19]. Невротики – это люди, которые, сталкиваясь с сопротивлением организма, преуспевают под влиянием культурных требований лишь в мнимом подавлении влечений, в таком подавлении, которое все очевиднее становится безуспешным. Поэтому только чрезмерными усилиями и ценой внутреннего оскудения они способны продолжать сотрудничество с культурной деятельностью – или им приходится прерывать его и заболевать. Я назвал невроз «негативной» перверсией, потому что при неврозах перверсивные позывы после вытеснения проявляются из бессознательной части психики (неврозы выказывают те же склонности, пусть и в состоянии «вытеснения», что и положительные извращения).
Опыт учит, что для большинства людей существует предел, за которым телесная конституция перестает соответствовать требованиям культуры. Все, кто желает быть благороднее, чем позволяет эта конституция, становятся жертвами невроза; они сохранили бы здоровье, не гонясь за благом. Осознание того факта, что перверсии и неврозы находятся в отношении положительного к отрицательному, нередко достоверно подтверждается наблюдениями за членами одной семьи в одном поколении. Довольно часто брат является сексуальным извращенцем, а его сестра, которая, будучи женщиной, обладает более слабым половым влечением, оказывается невротиком, причем ее симптомы передают те же наклонности, что свойственны извращениям ее более сексуально активного брата. Соответственно, во многих семьях мужчины здоровы, но с общественной точки зрения аморальны в нежелательной степени, тогда как женщины возвышенны и сверхутонченны – но сильно невротичны.
Один из очевидных социальных пороков состоит в том, что нормы культуры требуют от всех без исключения одинакового поведения в половой жизни; такому предписанному поведению часть общества способна без труда следовать благодаря своей организации, но на других оно налагает бремя тяжелейших психологических жертв (впрочем, нередко это противоречие стирается непослушанием, отрицанием правил морали).
Эти соображения опираются прежде всего на условие, важное для второй из обозначенных выше стадий культуры: данное условие гласит, что всякая сексуальная активность того рода, каковой считается извращенным, строго возбраняется, а вот так называемый нормальный половой акт разрешается
