учении Гуссерля строились многие другие важнейшие учения о субъекте, прежде всего экзистенциальное. Оно также легло в основу гештальт-психологии. Его главный пафос — осмысленность бытия. Сознание, по Гуссерлю — область смысла.
Надо отвлечься и сказать несколько слов о двухуровневой семантике, которую Гуссерль в определенном смысле разделял. Она восходит к Фреге. Он выделял знак, значение и смысл. По вопросу о смысле позже разгорелась редукционистская борьба, смысл отождествили с картезианской парадигмой, внутренним театром и заявили, что его нет. Смысл есть чисто ментальный феномен. Без него в принципе легко можно обойтись, как показывает нынешнее совершенствование переводчиков, например, Гугла, который легко переводит, ничего не понимая. Поэтому те, кто говорил, что человек тоже действует без особого, специфически человеческого понимания, были формально неопровержимы: без этого действительно вполне можно действовать. Здесь нужно назвать Райла, Куайна, Тьюринга и отчасти Витгенштейна. Все они близки к логическому бихевиоризму. Это весьма материалистическое, имманентистское учение. Оно против дуализма.
Так вот, Гуссерль был на противоположной стороне. Его учение об интенциональности четко противостоит операциональным учениями типа логического бихевиоризма. Его теория интенционального акта вводит такие понятия, как ноэма и ноэзис, которые придают сознанию собственное, присущее только ему содержание. Это, конечно, типично картезианский подход, и в этом смысле понятно, почему Гуссерль назвал одно свое произведение «Картезианские медитации» — у него есть особая субстанция сознания, у него есть картезианский «внутренний театр». Например, Гуссерль говорит о том, что сознание удерживает смысл ноэмы. Как это понять? Опираясь на Декарта. Вспоминаем знаменитое рассуждение Декарта о воске. Все качества воска могут меняться, вот был один кусок — вот совершенно непохожий на него второй кусок. Но наш ум, говорит Декарт, удерживает смысл. Мы узнаем этот кусок воска. Нам не нужны тут внешние признаки. Именно это Гуссерль говорит на более сложном и техничном языке: интенциональный акт («я вижу») имеет своим коррелятом ноэму (воск). Это внутренний смысл, наше понимание воска, то, что мы удерживаем в себе и затем находим в разных кусках воска в мире. С этим связано и то, что Гуссерль выделял в ноэме ядро, то есть нечто неизменное, что может быть окружено разными привходящими вещами (обратим внимание, что это также и другими словами сформулированное учение Аристотеля о форме).
Идею конституирования Гуссерль вводит в «Картезианских медитациях» через понятие потенциальности сознания. Его известный пример с игральным кубиком — глазами мы видим одну или две стороны, но умом видим целый кубик (в некоторых опытах испытуемые не могли вспомнить, какие именно грани видели). Мы додумываем, попросту воспринимаем умом, а не глазами.
При этом следует обратить внимание на то, что феноменологическое истолкование воспринятого как такового не связано с осуществляющейся в ходе восприятия экспликацией воспринятого в соответствии с его признаками; но это истолкование проясняет то, что заключает в себе смысл (определенного) cogitatum, и то, что подразумевается лишь попутно и несозерцательно (unanschaulich Mitgemeinte) (как обратную сторону [предмета]), воспроизводя в воображении (Vergegenwartigung) потенциальные восприятия, каковые могли бы сделать невидимое видимым. Это верно для любого вообще интенционального анализа. В качестве такового он выходит за пределы разрозненных переживаний, которые могут быть подвергнуты анализу: истолковывая их коррелятивные горизонты, он помещает весьма многообразные анонимные переживания в тематическое поле тех, которые конститутивно функционируют в отношении предметного смысла соответствующего cogitatum, следовательно, не только актуальные переживания, но и потенциальные, которые заключены в смыслообразующей интенциональности актуальных переживаний и предначертаны в ней и которые при их выявлении демонстрируют очевидное свойство истолковывать имплицитным смысл[16].
Так что существовать в мире в качестве субъекта — это, по Гуссерлю, создавать собственный мир, распространять свою субъективность.
При этом существует полюс постоянства Эго. В Медитации № 4, Пар. 31, Гуссерль заявляет, что Эго само себя конституирует:
Само Ego существует для себя самого в непрерывной очевидности, т. е. непрерывно конституирует себя в себе самом как существующее[17].
Здесь мы видим отсылку и Декарту, с его идеей, что «Я существую», и к Канту, с его трактовкой ТЕА как представления «Я мыслю». Гуссерль, по терминологии философии сознания, будет, конечно, дуалистом, хотя вследствие своей приверженности эпохэ сам он про себя так никогда не говорил.
Однако дальше он рассуждает так, что различие между трансцендентальным и эмпирическим единством апперцепции у него исчезает. Он нагружает полюс Эго свойствами, которые оно само для себя конституирует (например, Я принимаю такое-то решение и далее существую как принявший это решение — отсюда дорога к Сартру).
Я принимаю решение — переживание акта исчезает в потоке, но решение сохраняется; погружаюсь ли я в тяжелый сон, у становясь пассивным, или переживаю другие акты — оно продолжает сохранять свою значимость; коррелятивно: я и далее продолжаю быть так решившим, и до тех пор, пока я не отказываюсь от решения. Если решение связано с действием, которое носит окончательный характер, то вследствие осуществления этого действия оно отнюдь не устраняется; в модусе осуществленности оно сохраняет свою значимость — я и дальше продолжаю отстаивать свое действие. Я сам, устойчиво пребывающий в своей волевой установке, изменяюсь, если перечеркиваю свои решения или действия, отказываюсь от них[18].
В 33 параграфе Гуссерль, правда, отличает Я как полюс конституирования от Я как конкретной монады — то есть снова возвращается к разделению ТЕА и ЭЕА. Далее он углубляется в то, что Эго разумно, и в этом опять у него сочетаются мотивы и Декарта и Канта, но это уже выходит за рамки нашего обсуждения.
Э. Гуссерль: Время
Очень важно учение Гуссерля о времени. Без понимания сознания времени, считает Гуссерль, невозможно понять вообще работу сознания. Декарт ничего не говорил об этом, а Кант сказал слишком мало, хотя он дал понять огромное значение времени в сознании человека. По сути само сознание — это сознание времени («форма внутреннего чувства»):
Если мы рассмотрим основную форму синтеза, а именно синтез идентификации, то он предстает перед нами прежде всего как всепроникающий, пассивно протекающий синтез в форме непрерывного внутреннего сознания времени[19].
То есть моя главная жизнь — это мое чувство, что течет время. С этим же связано моя постоянная уверенность в том, что в каждый следующий миг мир вокруг меня тот же самый, что был только что. Это тоже пассивный синтез времени.
Если отвлекаться от постановки вопроса в терминах субъекта и ставить вопрос в терминах только философии времени, то проблема звучит так: как воспринимается временная последовательность? С одной стороны, мы воспринимаем ее
