вынуждена была признать провал замыслов Густава III и его брата герцога Зюдерманландского. В маленькой финской деревушке был заключен Верельский мирный договор. Мягкие условия мира сделали свое дело. Взаимная вражда между двумя балтийскими державами ослабла. А направленные против России шведско-английские соглашения приобрели менее активный характер.
ПЕРВАЯ ДРУЖБА
Гардемарины и «за мичманы» вернулись в корпус. Мужественное поведение юноши Головнина было отмечено пожалованием ему золотой медали. После пережитых волнений характер его еще более определился. Выросло и углубилось стремление к знаниям.
Преподаватели и офицеры корпуса отмечали способного, понятливого ученика. Особым вниманием он пользовался у Василия Николаевича Никитина — горячего сторонника изучения иностранных языков, в особенности английского. Перед юношей открылся целый мир научной и художественной литературы другой нации.
Вторым по успехам выдержал он выпускные экзамены. Казалось, все шло как нельзя лучше.
Но выяснилось, что он не будет произведен в мичманы. Его товарищи наденут офицерские мундиры, и только он один останется еще на год гардемарином. Ему было только семнадцать лет, а по закону для производства в офицеры требовалось не менее восемнадцати.
Было от чего затосковать, тем более что гордость и даже юношеское честолюбие были свойственны молодому Головнину в полной мере.
Но обида не задержалась в сердце Василия. Он пришел к мудрому выводу, что судьба дает ему лишний шанс как следует овладеть науками и языками.
Он принадлежал к числу юношей, для которых книги открывают ни с чем не сравнимый разнообразный и красочный мир. В них — история человечества, картины далеких стран, деятельность и особенности разных народов, путешествия и открытия.
Литература того времени уже была богата мыслями, утверждавшими достоинство человека, его права и чувства. Неприметно для себя вдыхая озон человеческой мысли, Головнин развивал в себе чувство собственного достоинства, и это резко выделяло его из массы кадетов и гардемаринов.
Но в этом возрасте не обойтись и без дружбы — без того теплого, а то и пылкого чувства, память о котором остается если не на всю жизнь, то на долгие годы.
Трудно проследить зарождение такого чувства. Труднее, чем найти дорогу в девственном лесу.
Уже давно Головнин присматривался к Пете Рикорду, юноше с яркой наружностью южанина, благородной осанкой, выразительными чертами лица и легкими движениями.
Вскоре после боя у мыса Крюйсерорт Рикорд подошел к Василию, открытым жестом протянул ему руку. Рука была неожиданно крепкая и приятно теплая.
Рикорд пылко воскликнул:
— Вы вели себя геройски в сражении!
Василий промолчал. «Не видал ты, как я рыдал, когда уносили Треверена!»
— Вы занимаетесь английским? — неожиданно перешел на новую тему Рикорд. — Я тоже. Не угодно ли вам для практики говорить со мной по-английски?
— Это было бы очень хорошо, — согласился Василий.
— Я говорю на нескольких языках. У нас в семье говорят и по-итальянски, и по-английски.
Головнина подкупала в Рикорде деликатность, боязнь показаться настойчивым или грубым. Стойкий во мнениях, Рикорд был хорошим слушателем и никогда не спорил из простого упрямства.
Вскоре Головнин и Рикорд поняли, что между ними родилось и окрепло чувство настоящего взаимного уважения и дружбы. Они приняли этот дар судьбы без громких фраз и заверений. Он был дорог и необходим обоим.
ВОСЕМНАДЦАТЬ СРАЖЕНИЙ
Корпус остался позади.
Василия ждали в рязанском поместье. Надо было решать судьбу младших братьев. Хозяйство без должного надзора трещало по всем швам. Но Головнин выслушал прибывшего по его вызову товарища детских игр, а теперь денщика Ивана Григорьева и спросил:
— Все же как-то живут?
— Живут,— в тон молодому барину ответил Иван.— Чего не жить? А только порядку нет.
Василий и мысли не допускал засесть в рязанских лесах. Пусть там опекуны борются за жалкие остатки родовых владений.
...Европа переживала беспокойное время. Великая французская революция всколыхнула, встревожила сонные заводи европейских монархий. Зашатались древнейшие, как будто самые устойчивые, троны. Армии революционного народа оказались сильнее и искуснее королевских. А Бонапарт ослепил блеском небывалой карьеры и свою страну, и все народы Европы.
Европа превратилась в арену сражений. Мирные годы, казалось, служат только передышкой.
В России скончалась Екатерина. Промелькнул трагически-карикатурный Павел.
Головнин наблюдал этот калейдоскоп событий с бортов российских, а затем английских судов. Он был доволен, даже счастлив, когда его занесли в список двенадцати мичманов, направляемых для стажировки в союзный России британский флот.
Волонтером он побывал на флагманском корабле Корнвалиса, носившем в прошлом гордое имя «Город Париж», служил недолго на «Плантагенете», «Минотавре». А затем перешел на корабль флота Нельсона «Фисгард».
До сорока английских линейных кораблей день и ночь стерегли морские дороги у берегов Альбиона. Наполеоновская Франция грозила Британским островам. По долгу союзника русские корабли эскадры адмирала Макарова несли вахту рядом с кораблями Корнвалиса.
Молодой Головнин прошел у англичан трудную школу, морскую и боевую. Фрегат, на котором служил волонтером Головнин, участвовал в боях, вел разведку (он первым сообщил Нельсону о том, что Испания вступила в войну), уничтожал «приватиров» (пиратов), нарушавших морскую торговлю Англии.
Головнину особенно памятна была битва с крупным греческим пиратом в бухте Сервера, в северо-западном углу Средиземного моря. Пират укрылся в бухте. «Фисгард» выследил его, и командир фрегата лорд Керр решил, пользуясь темнотой, захватить пирата врасплох.
Головнин попросил лорда Керра разрешить ему принять участие в захвате пирата. Керр разрешил и поставил его на ответственное место: Головнин командовал одной из шлюпок, бравших пирата на абордаж.
Схватка военных моряков с пиратами была ожесточенной. Пощады не могла ожидать ни та, ни другая сторона.
Неслышно в ночной темноте подошли англичане к пирату, на котором не были потушены огни. Продольным огнем все живое было сметено с верхней палубы. Оставшиеся в живых пираты скопились под палубой, и, когда ворвавшиеся на корабль англичане овладели выходным люком, им оставалось только сдаться командирам абордажных команд — лейтенанту Спенсеру и волонтеру Головнину. Пиратский корабль был подведен к фрегату «Фисгард».
Два года плавал Головнин на «Фисгарде», побывал в Вест-Индии, на западном берегу Атлантики, участвовал в конвоях. Лорд Керр был доволен русским волонтером. Перед отъездом Головнина в Россию он выдал Василию Михайловичу «сертификат», в котором значилось, что «1 февраля 1805 года в бухте Сервера шлюпки фрегата «Фисгард» взяли на абордаж большой пиратский корабль, причем поведение
