шведский флоты медленно продвигались, не сближаясь для боя. Шведы стремились к Кронштадту. Русские перекрыли им путь.
Двадцать третьего мая произошел кратковременный нерешительный бой. Вечером пальба возобновилась. Утром на «Не тронь меня» были убиты два матроса. Вечером — три. Судно получило повреждения. Головнину казалось, что бой не так уж страшен. Юноше невдомек было, что настоящие испытания еще впереди. Еще три или четыре раза оба флота, испытывая силу друг друга, вели боевые действия. Все они кончались в пользу русских. Но до решительного боя дело не доходило.
После сражений, известных в истории как Красногорские, или Стирсудденские, шведский флот из нападающего стал обороняющимся и, не найдя лучшего выхода, укрылся в Выборгском заливе.
Теперь положение на Финском заливе резко изменилось. В Выборге — русские войска. Все выходы из Выборгского залива закрыты эскадрой российских боевых судов. Выборгский залив стал для шведского флота ловушкой. Ему негде получить пресную воду и провиант. Нет условий для ремонта кораблей и такелажа. Нет доступа к суше: на береговых высотах русские батареи. Русским нельзя упустить такой благоприятный момент для решительной атаки. Надо немедля напасть и уничтожить флот врага. Без флота Швеция бессильна. Авантюра Густава III провалится окончательно, и у России освободятся руки для борьбы с основным врагом на юге — Турцией.
Объяснения капитана Треверена ясны, убедительны, и Головнин с трепетом в сердце ждет этой, предсказанной капитаном, решительной атаки. Но атаки нет...
У адмирала Чичагова, прибывшего во главе Ревель-ской эскадры и ставшего главнокомандующим, свои, иные соображения. Шведский флот в Выборгском заливе долго держаться не сможет и должен либо вырваться на простор Финского залива, либо сдаться. Чичагов убежден, что шведы будут прорываться через основной широкий пролив, и запирает этот проход своими основными силами. Есть еще второй, сравнительно узкий проход, ближе к материковым скалам и острову Рондо. Здесь Чичагов ставит небольшие эскадры Ханыкова и Повалишина. В эскадре Повалишнна — «Не тронь меня».
Тактика главнокомандующего взволновала капитана Треверена.
— Если бы я командовал шведским флотом, я считал бы, что неприятель дает мне неоценимый шанс, — говорит он Экину. — Шведский флот в кулаке, наши эскадры рассеяны.
— Весь вопрос, куда бросятся шведы, — вполголоса роняет Экин. — На главные силы или на Ханыкова, на нас?
— Вот, молодой человек, — говорит Треверен Головнину, в сотый раз осматривая в трубу островки и скалистые берега выходов из Выборгского залива. — Смотрите, если уж не нападать на шведов в глубине бухты, то надо поставить на мысе и на острове Рондо пушки, стреляющие калеными ядрами, и тогда, клянусь, ни один швед не пройдет из бухты в залив.
— Господин капитан первого ранга, — решается наконец Головнин, — разве может командующий не считаться с мнениями других командиров?
Треверен внимательно посмотрел на юношу:
— Мой дорогой друг, запомни слова много видевшего капитана. На флоте и в армии нет ничего страшнее неповиновения и разброда. Бывают плохие начальники. Они могут причинить большие бедствия. Могут даже принести поражение вместо победы. Но нет ничего страшнее падения дисциплины. Самые лучшие солдаты без дисциплины — это только горсть людей. Воины, соблюдающие железный порядок и повиновение командующему, — непобедимы. Когда-нибудь ты будешь командовать кораблем, а может быть, и эскадрой. Пусть твоя внимательность к матросам и всем твоим подчиненным будет равна твоей строгости к ним. Люди поймут тебя и оценят. Слабодушных на флоте не уважают.
Василий задумался над этими словами. Треверен, этот капитан с боевым прошлым, спутник великого Кука, внушал ему величайшее доверие и восторг.
Сражение было неизбежно, и оба флота ждали свежего ветра. И вот двадцать второго июня подул свежий норд-ост, вскоре усилившийся до штормового.
Увидав, что шведы ставят паруса, Чичагов отдал общий сигнал: «Стать на шпринг и приготовиться к бою». Он и сейчас считал, что шведы пойдут на его главные силы и, следовательно, ему удастся принять бой на якоре.
Но шведы не были намерены действовать по расчетам Чичагова — они двинулись на слабый отряд Повалишина.
Здесь их постигла первая неудача. Головной линейный корабль «Финлянд» сел на мель. Но следующий, «Дристигхетен», невзирая на убийственный огонь с близкой дистанции, двинулся мимо отряда Повалишина. За ним шли прочие шведские суда.
Шведские линейные корабли должны были пройти почти вплотную к кораблям Ханыкова и Повалишина.
На всю жизнь запомнился Василию этот бой. Короткий и страшный. Головнин оказался в самом пекле. Сотни своих и вражеских орудий палили залпами. В серо-белом дыму вдруг возникали полотнища парусов и языки пламени. Грохот глушил человеческую речь, и сигналы горна, и боцманские дудки.
Рвались паруса, трещали борта. Огненный смерч проносился по палубам. Пылали дерево, смола, парусина. Пожарные команды не успевали следить за возникающими пожарами. Пробивая борта, ядра порождали очаги пламени в самых недрах кораблей. А ведь там пороховые погреба!
И вот уже летит в небо гигантской жар-птицей шведский фрегат. А вот и другой, объятый пламенем, проносится мимо, чтобы секундой позже тоже взлететь на воздух. Остальные корабли шведского флота один за другим промчались мимо эскадры Повалишина, осыпая ее ядрами.
А Чичагов все еще стоит на якоре. И пока главные силы русского флота встают под паруса, головной линейный корабль шведов уже выходит на чистую воду. Прячась за бортами фрегатов, спешит на чистую воду и гребной флот противника.
Корабли Повалишина и Ханыкова качаются на волне среди обломков и взывающих о помощи тонущих матросов. На одном из кораблей нет ни мачт, ни такелажа, другие изранены, с рваными парусами, спутанным рангоутом. По шпигатам стекает кровь.
В пылу сражения многое, и страшное, и грозное, проходит незаметно.
Бой длился не меньше часа, но остался в памяти как минута. Ранение уже полюбившегося капитана Треверена запомнилось надолго, на всю жизнь. Его несли к трапу, чтобы увезти в Кронштадт. Он истекал кровью. То приходил в сознание, то терял его. Юноше казалось, что уносят кого-то бесконечно близкого, навеки дорогого.
Треверен успел сказать ему:
— Я доволен тобой...
Семь линейных кораблей, три лучших фрегата и много мелких парусных и гребных судов потерял шведский флот. От горделивых замыслов Густава III не осталось ничего, кроме обычных в таких случаях утешений. И если бы не странное и бездарное решение Чичагова, Россия, одним ударом уничтожив весь шведский флот, могла бы разрешить балтийскую проблему.
Все же Швеция
