рыдал с испугу,
кричал средь ночи и средь дня,
но пообвык, и кличет другом
теперь волшебного коня.
А конь-летун мечтал о воле,
ведь он свободным был рожден,
Но колдовством недобрым в поле
смирен и к службе принуждён.
Конь мудрым был и знал немало,
полезным обучал вещам.
К нему-то паренёк, бывало,
сбегал поплакать по ночам.
И слышал шепот свод конюший,
под мерный зуд ночной мошки,
как вспоминали конь с Ванюшей
былые славные деньки.
Деревья сонно шепчут что-то,
Над ними полная луна,
Тяжка Ванюшина работа:
он ученик у колдуна.
В избе стоит котел огромный
и в том котле кипит вода.
Огонь и днем и ночью темной
не затухает никогда.
Огонь гудит, вода играет,
да на полу лежит зола.
Царевич хворост собирает
и носит воду для котла.
Уже он в травах разумеет,
лес для него почти как дом,
хотя при колдуне-злодее
не смеет хвастать колдовством.
Чуть ночью соловьи засвищут,
из чащи вылетит сова.
Колдун с Ванюшей место ищут
где пьет росу разрыв-трава.
А утром вновь ведро без ручек,
и вновь за хворостом бежать.
И вновь старик: "Иди-ка, внучек,
пора учебу продолжать.
Почувствуй, будто очень злишься,
скажи "Я — ворон" десять раз,
и непременно обратишься
ты в птицу ворона тотчас".
И вновь работа как мученье,
уборка, хворост да вода.
И вновь колдун, под настроенье:
бормочет: "Ваня, подь сюда!
Ты палку видишь?" "Вижу, деда!"
"Ну, так пожуй вон тот цветок,
и этой палкой до обеда
маши, что силы, на восток.
А после палкой у колодца
напишешь "Дождь" пять раз подряд,
и дождь такой тотчас прольется,
что будешь сам ему не рад"
А то смеется: "Хочешь меду?
Вон, за избой колода тут.
Шепчи "мед, мед" и дуй в колоду.
И пчелы меду принесут"
Хоть впрок царевичу наука,
не любит Ваня колдуна.
А тот зовет парнишку внуком:
уж очень кровь ему нужна.
Колдун сто лет такую ловит,
в ней сила тайная жива.
Всяк день три капли царской крови
нужны ему для ведовства.
Вот кличет Ваню басовито
старик в избу, а средь избы
валун из черного гранита
лежит для черной ворожбы.
Дед надрезает Ване руку,
кровь капает под детский стон,
колдун же выгоняет «внука»:
заклятье в тайне держит он.
Но тонкий слух определенно
слов тайных ловит звук порой:
колдун бормочет исступленно:
"Открой грядущее, открой!"
Над бором ветры злые дуют
и филин ухает вдали.
Ванюша по отцу тоскует,
по доброте родной земли.
5
За полночь ветер в ставни рвался,
В углу избы храпел старик.
Ванюша к валуну прокрался
и ножиком по пальцу — чик!
Валун как будто закачался.
Сквозь храп и дикий ветра вой
Ванюшин голосок раздался
"Открой грядущее, открой!"
И голос грубый и суровый
звучит: "Свободным сможешь стать
как только вымолвишь три слова:
"Освобожден навеки тать"
Но шума было слишком много…
Колдун со сна хватает нож
Он на валун глядит с тревогой.
Орёт: "Ты кто? Ты, Ванька, что ж?
Да как ты смел его касаться?
Ты, от горшка едва-едва…
Ты, гад, надумал состязаться
со мной в науке колдовства?"
Напуган до смерти Ванюша,
в мозгах сплошной круговорот.
Чтоб только колдуна не слушать
Три слова колдуну орёт.
Колдун к царевичу рванулся
(а Ваня наш стоял столбом)
да в бороде своей запнулся
и грохнулся об камень лбом.
Раздался треск, упало тело,
вскипела в очаге зола.
И, будто птица отлетела:
колдун освобождён от зла.
Поплакал Ваня, но немного.
И, схоронивши колдуна,
уже собрался в путь-дорогу:
Там ждет родная сторона.
Но есть еще одна забота,
от страху не забыл едва:
Волшебный конь среди болота
прикован силой колдовства.
Творит царевич заклинанье
(подслушал как-то, был досуг)
и конь стрелой летит над Ваней
крича: «Прощай! Спасибо, друг!»
— А ты куда?
— В заветно поле!
Мечтаю во поле поспать
— Прощай же, Быстрый! Легкой доли!
Освобожден навеки тать!
— А ты, Ванюша, если будет
нужда какая, иль беда -
Зови! Тебя найду я всюду!
Прощай, быть может, навсегда!
Конь скрылся за лесным покровом.
Царевич дверь подпёр бревном
и попрощался добрым словом:
— Спи, дед, спокойным, мирным сном!
6
Вот зубы сжав, Ванюша злится,
творит заклятие потом,
и он уже как ворон мчится
на запад, где родимый дом.
.
ПЕСНЯ ВОРОНА:
Будто озеро без края
Голубой простор небес
Ветер крылья мне ласкает
И звенит волшебный лес.
ЛеКАРКАРство от кручины
И бальзам душе больной
Лучше нету КАРКАРтины,
Чем дорога в дом родной.
Я свободней всех отныне,
Мне и небо по плечу,
Над тропинками лесными
Черной молнией лечу.
КАРКАРманов мне не надо:
нет монеты ни одной,
да дороже всяких кладов
мне дорога в дом родной.
Скалы будто КАРКАРалы,
что собрались отдохнуть,
горизонт полоской алой
намечает дальний путь.
Что мне троны, КАРКАРоны?
Все мое всегда со мной!
Ждет отец в годах преклонных
у порога в дом родной.
Над рекой, над горным склоном
не оставлю в небе след.
Ни границ ни КАРКАРдонов,
и препятствий тоже нет.
То, что было — не вернется.
Но судьбы я жду иной:
жизнь по-новому начнется
у порога в дом родной!
.
7
Вот лес кончается, и что же?
Ванюша на чужой земле.
Вдали, на облако похожий,
огромный замок на скале.
И что за странные картины?
Невольно закрадется страх:
ни земледельца, ни скотины
на кем-то вспаханных парах.
Ручьи прорезали овраги,
вороны на поле пустом
и черные трепещут флаги
на башне замка над мостом.
К земле Ванюша прикоснулся,
крылом смахнул вороний след,
и человеком обернулся:
парнишке лишь шестнадцать лет.
На поясе рога коровьи,
В них зелья, порох и вода.
Бродячих лекарей сословье
Так означались в те года.
Вот мост, раскрытые ворота,
двор, штукатурные леса.
И мрачной тенью черный кто-то
стоит у башни на часах.
Огромный рыцарь в черных латах,
с лицом, белеющим как мел.
И голос громовым раскатом
из-под забрала загремел:
"Беги, пока не поздно, к лесу!
Не трать ни силы, ни слова.
Ведь если не спасешь принцессу,
расплатой будет голова!"
Страшны слова, и голос страшен,
но что б тот рыцарь не сказал,
по лестнице одной из башен
царевич входит в главный зал.
А в зале свечи светят слабо,
на троне, в золоте литом,
сидит толстяк, лицом как жаба,
и с искривленным скорбно ртом.
— А, юный лекарь! Мы Вам рады!
Пришел за
