почти не виделись. Когда в области начиналась посевная, он все время ездил по колхозам и совхозам, и мы приходили повидаться с ним в его рабочий кабинет.
Но я уж знала историю продавщицы Маруси из гастронома, которую посадили «не за растрату, а за директора», и в тайне думала, а не случилось ли такое и с папой. «За кого» у него неприятности? Ведь и о Марусе все знали, что она честная, а во время войны была пулеметчицей в партизанском отряде знаменитого Алексея Федорова. И награждали ее тоже в Кремле…
Единственной радостью сентября были уроки с Софьей Евсеевной.
— Чтобы услышать самое нежное пианиссимо, надо самой продлевать его внутри себя… Слушать… Слушать…Тянуть…
— Музыкант должен внутренним слухом стремиться к следующей ноте, ждать и желать ее обладания…
— Ты создаешь, строишь храм из трех голосов! Это Бах!
Я не спешила убегать после урока домой. Особняк в сиреневом саду теперь был домом только из-за того, что в нем жили любимые книги и пианино.
Наконец, мы принялись за Первый концерт. Софья Евсеевна подарила мне свои ноты и вложила в них листок, на котором каллиграфическим почерком написала:
«Концерты дают нечто среднее между слишком трудным и слишком легким; они блестящи, приятны для слуха, но, разумеется, не впадают в пустоту: то тут, то там знаток получит подлинное удовлетворение, но и незнатоки останутся довольны, сами не ведая почему…» Вольфганг Амадей Моцарт
В прошлом году Софья Евсеевна аккомпанировала мне на уроках с завидной виртуозностью. Теперь же болезнь суставов сковывала ее пальцы, и она едва могла подыграть мне несколько тактов в басах. Не помогала ей наша знаменитая водолечебница с родоном и целебными грязями, не приносили облегчения компрессы. И у меня не складывалось полного впечатления обо всем произведении.
И вот я решилась и написала на радио в программу Концерт по заявкам радиослушателей просьбу передать Первый концерт Бетховена и теперь не пропускала ни одной ее передачи. Оказалось, что очень многие любят Бетховена и почти всегда в программе была какая-нибудь его соната, багатель или симфония. Концерты тоже просили исполнить, однако почему-то всегда пятый и второй. Но однажды мне повезло. Слушатель из Ташкента попросил исполнить концерт Бетховена С-Dur. Ведущий сказал, что это произведение было посвящено княгине Анне Луизе Барбаре… (дальше я не запомнила) и впервые исполнял концерт сам Бетховен в Праге. Я была так обрадована, что потеряла голову и едва успела схватить ноты и пролистать вдогонку несколько страниц.
— Вижу, дорогая, ты под большим впечатлением, — заметила Софья Евсеевна, когда мы встретились на уроке. — А кто исполнял?
— Мария…Мария… — пыталась я вспомнить.
— Мария Юдина?
— Да-да!
— Тебе повезло. Это великая пианистка. Она долго не выступала в концертах.
— Из-за войны?
— Да, и не только. Но ты не разочарована, что мы выбрали Allegro con brio. Может, все-таки Allegro scherzando?
— Не-нет! Именно первую часть!
— Чтобы летать по клавиатуре в арпеджио и гаммах? — засмеялась Софья Евсеевна.
Это она поддразнивала меня. У меня от природы были быстрые пальцы, и я обожала пробегать по всем клавишам в хроматических гаммах или арпеджио. Поэтому, когда я впервые увидела такие пассажи в нотах
Первого Концерта, то очень обрадовалась. Но теперь, конечно, после того как я разобрала весь концерт, а теперь послушала его в исполнении настоящей пианистки и оркестра, то первая часть нравилась мне не только этим.
— Третья часть, конечно, очень игривая, даже карнавальная, ее весело играть, — сказала я. — Но в первой, кроме веселого и радостного, есть и немного грусти, и чего-то задумчивого, и еще вот эти волны. Вот так бы и уплыл с ними куда-то. Нет, в первой части есть разные настроения, как в жизни, и мне это нравится.
В октябре Софья Евсеевна совсем слегла, и в музыкальной школе стала заниматься со мной сама завуч. Она была так занята организационной работой, что съедала принесенный из дома обед, сидя рядом со мной у рояля, и в особо эмоциональных местах дирижировала куриной косточкой.
Мне не хотелось расстраивать Софью Евсеевну, но, в конце концов, я совершенно отчаялась и отправилась за помощью и сочувствием на Бульварный переулок.
Меня встретила кузина пана Казимира. Она оказалась приветливой седой дамой в странном кухонном фартуке. Он был похож на очень короткий сарафан без рукавов с застежкой на спине. Софья Евсеевна лежала в кровати и читала книгу. На плечах у нее был серый пуховый платок, хотя в доме было очень тепло.
— Тата! Девочка! Как я рада, что ты пришла. Я уж подумала, совсем забыли меня, старуху! Ни один из учеников ни разу ко мне не заглянул!
Как, после такого вступления, я могла просить у нее помощи. Конечно, нет. Мы поговорили о Елиных гастролях, Аннусиных успехах и о том, что, когда погода установится, Софье Евсеевне непременно станет лучше.
О школе я сказала, что там все, как обычно, а учителя и ученики передают ей привет.
Кузина принесла нам чай, а когда возвратилась за посудой, деликатно намекнула мне, что пора прощаться. Я уже и сама это поняла, потому что добрая старенькая учительница моя к концу чаепития тихонько задремала.
Между тем, уроки с завучем проходили все хуже. Она постоянно куда-то отлучалась, а когда возвращалась и заставляла меня повторить уже сыгранные отрывки, я делала это безо всякой охоты, путаясь в аппликатуре и нотах. И так бесконечно. Делая мне замечания, периодически грозила изменить мне выпускную программу.
Наконец, терпение ее истощилось.
— Не знаю, о чем думала Софья Евсеевна! — с возмущением сказала она на одном из занятий. — Какой Концерт?! Кто будет за вторым роялем?! Сама Софья Евсеевна уже давно на сцену не поднимается!!! Я думаю будет правильно, если ты не будешь терять времени и возьмешься за сонату Гайдна.
Она положила передо мной толстый нотный сборник.
— Вот. Разбери последнюю часть фа-мажорной сонаты. Allegro moderato. Тебе в училище не поступать. В любом случае, без документов о семилетнем образовании туда не принимают.
Я не сдвинулась с места.
Год назад я бы с радостью согласилась играть любую сонату Гайдна. От них на душе становилось радостно и как-то правильно и хотелось непременно поделиться этим настроением с другими. И, конечно же, после «Консуэло» Жорж Санд я относилась к Гайдну совершенно по-особенному. Но сейчас… Сейчас я хотела играть только Первый Концерт Бетховена. В нем тоже было много праздничного, светлого и веселого, однако в его пассажи нет-нет, но и врывались нотки тревоги и волнения. Совсем как в моей теперешней жизни. И
