Инга, — Вечно суёт свой нос в людские дела.
— Однажды доиграется, — пробурчал Ялмез.
— А что с ним не так? — забеспокоился Сатс.
— Ялок, — начал Ялмез, — внук древнего Бога Локи, явившему в миры Хитрость, Смекалку, Юмор, а также эффект преломления правды в ложь. От его потомка можно ожидать чего угодно.
— Даже предательства? — спросил Сатс.
— Всякое возможно, — Ялмез пристально посмотрел на Сатса. — В любом опыте всякий для себя решает, чем опыт станет для него — ядом или лекарством.
Сатс задумался. Внутри него мир перевернулся с ног на голову. Ялок, кто он? Друг или предатель?
— Как мне попасть в мир живых? — спросил Сатс.
— Только через своё тело, — ответил Ялмез.
— А как же Ялок попадает?
— Род Бога Локи наделён особым ключом, — ответила Инга. — В информационном мире это представляется как «0» или «22». Как начало и конец цикла. Шут шагает по земле, не ведая страха, — Инга замолчала. После паузы продолжила, — другими словами, он может найти носителя и делить с ним тело.
— Такого, как Коля…
Сатс задумался. А что он знает о Коле? Ровным счётом ничего…
— Понятно, что ничего не понятно, — нарушил тишину заяц.
Ялмез с Ингой улыбнулись, а Сатс почесал затылок.
— На горе Вогобдус, — продолжила Инга, — можно разобраться в спорных вопросах. Призвать свидетелей и высших судий. Если правда на твоей стороне, то есть шанс решить любой вопрос.
Инга испытующе посмотрела на Сатса.
По Сатсу пробежали мурашки. Инга это заметила. — Но если не уверен, то лучше не стоит. Высший суд опирается на условия конкретного дела в каждой из ситуаций. Решение Суда однозначно, неоспоримо и подлежит точному исполнению.
— Не уверен? Оттого и дороги на гору нет, — назидательно сказала она.
— Через лес дороги точно нет, — сказал Ялмез, — лес всё одно приводит к колодцу!
— А что, раньше не сказали? — обиженно спросил Сатс.
— А ты и не спрашивал, — развёл руками Ялмез.
— А как же на гору попасть?
— С такой решимостью. Никак, — ответила Инга.
Сатс присел и надолго замолчал. Заяц уселся рядом и положил свою голову ему на колени. В Сатсе поселились разочарование и большие сомнения в успехе путешествия. Он пытался думать, что делать дальше, но нахлынувшие чувства мешали ему сосредоточится. Они смешались в одно целое и забурлили, как лава… Почему-то всплыл образ огненной кружки, превратившейся в чашу.
— Инга, — обратился к ней Сатс, — Ялмез сказал, что чаша тебя заливает. Это как?
— С этой стороны колодца чаша пылает огнём, а с моей стороны льётся ледяной водой, — ответила Инга.
— И что, сильно заливает?
— Ещё бы! Из чаши льётся леденящая скорбь. Как хлынет по всем туннелям, аж огонь в пар превращается.
— Жуть. И как колодец не взрывается?
— А в этой мерности давление изменяет плотность, — ответил Ялмез. — Внутренности колодца расширяются.
— Странно, конечно. А что там в колодце? — Сатс повернулся к Инге.
— Множество проходов, заполненных лавой. Так много, что я сама не все знаю.
— И на гору Вогобдус тоже есть проход?
— Пока в тебе нет решимости. Ты не войдёшь, даже если появится дверь, — занудно повторила Инга.
— Сожги свои надежды, пацан, и готовься к перерождению, — печально подытожил Ялмез.
Они отошли в сторону, а Сатс остался печально сидеть у колодца. Заяц обнял его со спины.
— Напетс, ну как же так? Неужели Ялок меня обманул и направил в ложном направлении? Не верю! Дай карту!
Заяц достал из корзины карту и протянул её Сатсу. На карте всё также был нарисован колодец и чаша. Сатс встал на ноги. Отдал карту зайцу. Нашёл брошенную чашу. Взял её в руки и повертел. Подошёл к Инге с Ялмезом.
— А что это за чаша? — спросил он.
— Это не чаша, — ответил Ялмез, — это головная боль!
Инга недовольно посмотрела на него.
— Этот символ здесь очень давно. И каждый раз, когда Ялмез пытается его сломать, символ меняет своё обличье. Сейчас это чаша. Когда мы сюда пришли, тут был опалённый лес, пустой колодец и ведро. Ялмез поселился наверху, а я заняла место в лабиринтах колодца. Когда появился первый путник, он захотел испить из колодца… — Инга многозначительно замолчала.
— И? — спросил нетерпеливый заяц.
— Да он просто сгорел, а душа увязла в ведре, — ответил Ялмез. — С тех пор тот, кто пытается испить из него, либо лес жжёт, либо Ингу шпарит.
— А душа? — спросил Заяц.
— А душа в чаше застревает. Можешь взять и послушать.
Ялмез указал на чашу. Сатс прислонил чашу к уху. Подержал. Дал зайцу послушать.
— Так там тихо, — удивлённо сказал Заяц.
— Утомились страдать. Дай сюда!
Ялмез схватил протянутую чашу, потряс её и послушал.
— Совсем устали, — сказал он, — Инга, подлей огня, пусть песни попоют!
Инга изрыгнула в чашу синюю искру. В ней заполыхал холодный огонь. Вокруг потемнело. Ялмез передал чашу Сатсу. Послышался вой волка, к нему прибавился свист ветра во льдах. Повеяло холодом, и послышался женский протяжный голос. С неба стал падать снег. В заунывный голос втекли новые голоса. Женские и мужские. Все вместе они переплелись в одну единую глубокую скорбь. Скорбь, в которой не было уже ни боли, ни печали. Их место заняли сожаление и раскаяние…
— Долго им ещё? — спросил Сатс, не отрывая глаз от синего пламени.
— Пока кто-то не возьмёт на себя их участь, — тихо ответил Ялмез.
— Это как? — спросил Заяц.
— Неизвестно. При нас этого ещё никто не делал.
Все молча уставились на пламя. Сатс слушал заунывную песнь и думал. «Раз дорога не появляется, значит, дело проигрышное. Не попаду на гору — Жнец заберёт. Попаду: Жнецу отдадут, в лягушку превратят или ещё чего придумают. Кто знает этих судей… Вот такой вот бесславный конец». В печали у Сатса родилась нездоровая идея.
— Возможно, это единственный выход сделать что-то полезное, — отрешённо сказал он.
Он встал. Поднял чашу и влил в себя синее пламя. Горло обожгло острой болью, но Сатс продолжал глотать огонь. Песнь переросла в звон, который всё усиливался. Из синего огонь превратился в красный. Сатс вспыхнул факелом. Заяц с криком «Стой» бросился к нему. Раздался хлопок. В одно мгновение Сатса с зайцем втянуло в колодец. Огонь в чаше резко превратился в воду. Горящий Сатс зашипел как паровоз. Лава в колодце зашипела в ответ. Они упали на дно. Сатс перевернул чашу, и они полетели по одному из туннелей. Время от времени из чаши вырывался выдох очередной Души, и струя многократно усиливалась. Когда закончился последний выдох и его эхо растворилось в тишине туннеля, вода в чаше закончилась, и они остановились. Лавовый колодец остался где-то позади. Но
