Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 83
порядком нагрузившись, он просто вставал из-за стола и, не обращая внимания на гостей, валился в постель. Порой он даже тапки забывал скинуть, и они повисали на кончиках пальцев. Матери Итяня приходилось прощаться с гостями и сглаживать ситуацию, отчего позже по деревне поползли слухи на ее счет.
– Прости, Ма. Просто я не знаю, как долго смогу здесь пробыть.
Итянь подошел к матери, которая мыла в раковине чашки, и собрался взять ее ладонь. Так он обычно успокаивал Мали. Однако его тело тут же налилось тяжестью, пропиталось волнением – он вспомнил про местные традиции, ведь согласно им следует держаться на расстоянии от других людей. Никаких прикосновений тут не практикуют.
– Не знаешь, надолго ли приехал? Это почему?
– Я говорил с деканом факультета… – Итянь умолк.
Она все равно не поймет, если он пустится растолковывать, почему ему надо вернуться на работу и что такое ограниченный отпуск. Декану он солгал, сказав, что его отец серьезно заболел. На это декан, пожилой уже человек, за много лет не написавший ни единой стоящей научной работы, заверил его, что возвратиться он может, когда сам посчитает нужным.
Мать закрутила кран и спросила:
– Мали как, здорова?
Ма старалась говорить непринужденно, но Итянь чувствовал, что все это время ей не терпелось задать этот вопрос. Каждый раз, когда он звонил ей, она повторяла одно и то же. Он знал, о чем она спросила бы, будь у них более доверительные отношения. Почему Мали до сих пор не подарила ей внуков? Иногда он слышал, как американцы, его ровесники, шутят – мол, их родители ждут не дождутся внуков. Он сочувствовал им, хотя, судя по рассказам, этим родителям далеко до его матери, для нее это желание было по-настоящему глубоким, самым главным в жизни. Когда его родители прожили в браке столько лет, сколько сейчас – они с Мали, и сам Итянь, и его брат уже готовились в школу пойти. В те времена деторождение представляло загадочную, но естественную часть жизни, а не тот непонятный и сложный процесс, каким оно кажется сейчас.
– Мы подождем, пока толком не обоснуемся тут, – отвечал он матери, когда они с Мали только переехали.
Подсчитывая, сколько денег у них оставалось после расходов на квартиру, еду и аренду машины, он не представлял, как втиснуть в бюджет еще какие-то траты.
– Скоро займемся, – отвечал он матери потом, словно ребенок, отчитывающийся о домашнем задании.
Первые неудачи он списывал на невезение, но сейчас, спустя еще два года, их с Мали сомнения пустили глубокие корни. Очередное медицинское направление в клинику планирования семьи висело на холодильнике больше месяца, но они им так и не воспользовались.
Итянь делал вид, будто не замечает материнских намеков. Он знал, что пока он сам на откровенность не идет, мать ни за что не скажет, что ей хочется внуков. Он отвечал лишь, что у Мали все хорошо. Эта привычка уклоняться, имевшаяся у каждого из них, укоренилась так прочно, что едва ли не превратилась в инстинкт: все старались не говорить о темах неприятных и тревожных. Даже с Мали они избегали обсуждать визиты к врачу. В последний раз, когда у них почти затеплилась надежда, – это было больше года назад – Итянь вернулся однажды вечером домой и обнаружил Мали в ванной, она сидела на опущенной крышке унитаза и плакала, потому что у нее начались месячные. Он и не помнил, чтобы прежде она плакала. Выглядела Мали пристыженной. Сперва она спрятала лицо в ладонях, а после вытолкала Итяня из ванной и закрылась внутри, так что пришлось разговаривать с ней через дверь.
– Ничего страшного. Для меня ребенок – это неважно, – бормотал он, глядя на равнодушную дверь.
Итянь не лгал, он ведь и направление в клинику получил не из желания завести ребенка, а по инерции, полагая, что ребенок – признак того, что жизнь движется вперед.
– Зато для меня важно. – Мали распахнула дверь, и он увидел, что лицо ее искажено гневом. – Как ты не понимаешь?!
– Посмотри на меня, – проговорила мать, – когда-то не было в поле женщины сильней меня, – она протянула ему руку, – но в последние годы я сделалась такой неуклюжей. Несколько недель назад резала сухую траву на растопку, и рука вдруг сорвалась. Ты только представь! Прежде я бы такой ошибки ни за что не допустила.
Эту историю про то, как рука у нее сорвалась и она порезалась, Ма еженедельно повторяла по телефону. Она подняла руку, показав Итяню белый неровный шрам рядом с глубокой линией жизни. Итяня поразило, какая у Ма грубая кожа. Его собственные мозоли давно сошли, и ладони у него были мягкие и беззащитные.
– Поэтому мне повезло, что у меня есть сын, который деньги присылает. Иначе кто бы позаботился обо мне, старухе? Подумай о своем будущем. Вот поэтому дети – это очень важно. – Мать вздохнула. – Хотя жизнь у нас была тяжелая, Небеса оставили нам тебя.
Даже не глядя на мать, Итянь знал, что она смотрит на стену над платяным шкафом, где висели два черно-белых портрета – дедушкин и брата. Подле фотографий курились яблочные и мандариновые благовония. К таким вещам мать относилась ответственно. Религиозной она себя не считала, но полагала, что лучше уважить всех покровителей жизни и удачи.
На снимке лицо у брата было еще по-детски припухлым. Впоследствии на смену этой припухлости придет волевой подбородок, благодаря которому брата будут считать привлекательным. К моменту смерти лицо его уже огрубело, еще пару лет – и он превратился бы в мужчину, увидеть которого им так и не довелось. Дедушкин портрет рядом с фотографией Ишоу был старым и выцветшим. Итяню казалось, будто неровные, свисающие до подбородка усы и ясный, вдумчивый взгляд свидетельствуют об учености. Мужчина на фотографии, пускай даже и выцветшей, словно готов был того и гляди открыть рот и прочесть подробную лекцию об истории империи. Эти два портрета, висевшие рядом, представляли странное зрелище, в настоящей жизни ни разу не состоявшееся. Брат и дедушка почти не разговаривали друг с дружкой, не из-за разногласий, просто жизненные пути их пролегали по-разному, да и представления о мире не совпадали. Дедушкиным любимчиком был Итянь.
Итянь перевел взгляд на лицо матери. В собственном доме она напоминала усталого путника. У нее нашлось бы немало поводов для упреков, но в ее глазах он ничего такого не увидел. И испытал досаду. Упреки вынести легче, чем эту готовность простить.
– Пора обедать, – сказала мать, приподняв крышку и выпуская из котла облачко пара.
Она посмотрела на полку, на предмет, который
Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 83
