упрямо покачал головой де Напье, держа Жозефину перед собой за талию и подталкивая ее в спину по мягкому ковру к ступеням. — С вещами мы никогда не расстаемся. Правда, ma chérie?
— Oui, chéri, — хихикнула в ответ любовница, кокетливо ставя ножку на первую ступень.
— Аllez vite, mon petite ange! — прикрикнул тьердемондец, ласково хлопая ее по ягодицам. — Шевели попкой! Оп-оп!
Жозефина залилась игривым хохотом и вспорхнула по лестнице под грохот туфель едва поспевающего за ней де Напье. Внизу, ворча и сварливо бормоча себе под нос ругательства, сутулый слуга поставил на ступени два тяжеленных огромных чемодана и, тужась до красноты на морщинистом лице, попытался взгромоздить их на следующую.
Глава 2
— Да пошли вы в жопу! — рявкнул слуга, лихо расправив сутулые плечи, уперся сапогом в торец с неимоверным трудом втащенного в дверной проем чемодана и с ненавистью толкнул его вглубь кабинета.
Произошло это буквально в тот же момент, как только Томаццо Элуканте закрыл на замок дверь. Деканус так и обомлел с раскрытым от потрясения ртом, глядя как взбесившийся слуга завалил второй чемодан на бок и принялся с остервенением лупить его носком сапога в деревянные стенки так, что с головы слетел цилиндр. В кабинете поднялся грохот и отборная, изобретательная менншинская брань.
— Чт-то этот… плебей?.. — от возмущения простонал Элуканте.
Плебей вскинулся, резко обернулся, обжигая декануса яростным взглядом желтых глаз хищной птицы.
— Хайло завали, гнида сушеная! — бешено огрызнулся он на магистра.
Элуканте вздрогнул. Не только потому, что действительно испугался бешенства, ненависти и лютой злобы в изменившемся голосе слуги, но и перекошенного, раскрасневшегося лица, которое буквально на глазах плыло и менялось. Разглаживались морщины, менялся овал, проступала запущенная небритость, нос загибался крючком, грозно срастались и густели брови, истончались губы. Через несколько секунд на декануса с яростью смотрел поджарый и жилистый, лохматый, как черт, ровесник де Напье с худым лицом филина. Оборотень злобно сверкнул на вжавшегося в дверь декануса хищными глазами, обернулся и продолжил вымещать скопившуюся злобу на чемодане.
Супруги де Напье, обнимаясь без недавней страсти, как-то даже по-дружески, с интересом наблюдали за происходящим. Гаспар ядовито усмехнулся.
— Бей сильнее, Эндерн, не жалей чужое имущество, — подбодрил его тьердемондец.
— Заткнись, бля! — подскочил оборотень. — С тебя, сыроед, — пузырь красного! — обвинительно наставив палец на Гаспара, потребовал он. — А с тебя, Графиня, — ткнул он в Жозефину, — четыре императорских! Минимум!
Тьердемондка отняла ото рта ладошку, прикрыла глазки и, невинно сложив губки бантиком, четырежды чмокнула воздух.
— Хер тебе, — проворчал Эндерн, — не соскочишь! — и вновь вернулся к избиению проклятого чемодана.
Правда, продолжил недолго. Ударил лишь дважды, но от души, со второго раза с треском пробив пяткой деревянную стенку. И это принесло ему внезапное успокоение. Он шумно, с наслаждением выдохнул, растопыренными пальцами зачесав назад русые волосы, выдернул каблук из пробоины, приплясывая на одной ноге, стряхнул нечто белоснежное и кружевное, намотавшееся на носок сапога и потянулся. Жутковатая из-за неестественных для человека глаз небритая физиономия расплылась в жутко самодовольной ухмылке.
— Тааак, — протянул он, изучая шкафы с книгами и документами в кабинете Элуканте, — ну и где в этой клоповне бухло?
Желтые глаза, пробежавшись по развешенным на стенах картам Этелы и Ландрии, портретам Его Императорского Величества кайзера Фридриха Второго Гольденштерна, ритора Собрания Ложи Максимилиана Ванденхоуфа и с особым вниманием — консилиатора Фридевиги фон Хаупен, нашли опешившего и растерянного декануса, который по-прежнему жался к двери.
— Э, ты, жопа с ушами! — поманил его оборотень. — Где пойло спрятано?
— Это вы мне?.. — выдавил Элуканте, потрясенно хлопая глазами.
— Нет, блядь, твоей мамаше, драть ее кверху сракой!
— Что вы себе позволяете?.. — набрался смелости деканус.
— Ты меня, крыса, не зли! — сквозь зубы с ненавистью процедил оборотень. — Колись, где пойло держишь?
— Завязывай, Эндерн, — холодно приказал де Напье. — Твое счастье, эти стены не пропускают звук наружу. Иначе в дверь уже ломилась бы прислуга. Но не искушай судьбу.
Оборотень шмыгнул носом и отошел в центр кабинета, вполголоса затягивая какой-то фальшивый мотивчик кабацкой песни.
— Кто… кто эээт-тот бандит?.. — бессильно прошептал Томаццо Элуканте, держась за сердце и опасливо косясь на спину оборотня.
Эндерн, шаркая по мягкому ворсу шамситского ковра, подошел к высокому стрельчатому окну с тяжелыми темными шторами, небрежно раскрутил дорогой глобус на подставке из черного дерева.
— Ярвис Эндерн, — представил его Гаспар. — Алкоголик. Вор. Сквернослов. Полиморф. И, как вы, магистр, тонко подметили, самый настоящий бандит. Строго говоря, крайне асоциальная и неприятная личность.
— Не пизди, сыроед, — ухмыльнулся Эндерн, повернувшись на каблуках. — Я — душка, если узнать меня получше. Просто не надо меня, сука, злить. А эта падла, — кивнул он на декануса, — меня злит! Так, — резко успокоился «душка» и принялся задумчиво поглаживать растягивающийся и тяжелеющий подбородок, — будь я жирным тупорылым мудаком, где бы я прятал бухло?
У Элуканте упала челюсть. Через несколько секунд он смотрел на себя, на свою точную копию в растянувшейся поношенной, дешевой и безвкусной одежде. Того же невысокого роста, той же тучной комплекции. С таким же круглым морщинистым, но ухоженным, гладко выбритым лицом с крупным носом и телячьими глазами. С той же обширной плешью в поседевших на висках волосах и с теми же двумя подбородками.
— Фу, тебе жутко не идет это лицо, — капризно наморщила носик Жозефина, потерев красивую шею тонкой золотой цепочкой. — Смени немедленно!
Эндерн показал неприличный жест и раздулся, расплылся еще больше, став похожим на покрытую бородавками жабу. Жозефина надула губки.
Гаспар де Напье тяжко вздохнул.
— Магистр, дайте ему выпить, прошу вас, — сказал он. — Иначе, боюсь, это не закончатся.
Деканус на одеревеневших ногах грузно прошел по кабинету, опасливо обошел «супругов» де Напье, столкнувшись с подлокотником глубокого кресла, и наконец-то достиг своего рабочего стола, заставленного кипами аккуратно сложенных, выровненных по линейке документов. Немного поборовшись с внутренними противоречиями и праведным гневом, деканус открыл нижний ящик и извлек на свет почти полную бутылку вина «La corona della terra», дорогого его сердцу вина, напоминающего о давно забытой родине.
Эндерн взглянул на бутылку и начал меняться, возвращаясь к изначальным формам и габаритам. Он быстро приблизился к столу, жадно схватил бутылку, вцепился зубами в упрямую пробку, невнятно бормоча ругательства, и откупорил ее с характерным звуком. Вино плеснуло на ковер. Эндерн с силой прицельно выплюнул пробку, угодив прямо в горделивый, на античный манер красивый профиль Максимилиана Ванденхоуфа. На круглых красных щеках декануса вспухли желваки. Оборотень не придал успеху значения и с жадностью присосался к горлышку, запрокинув голову. Кадык задвигался с поразительной быстротой.
— Наконец-то! — протяжно отрыгнул Эндерн, отлипнув от осушенной наполовину бутылки. — Три, сука, недели…
— Не ной, Эндерн, — недовольно поморщился Гаспар.
— Иди-ка ты на хуй, жлоб тьердемондский! — огрызнулся оборотень. — Ты-то три недели мял Графине сиськи, кувыркался с ней на пуховых перинах и жрал с барского стола, а я шестеркой жался по обоссанным углам да таскал графинины шмотки! У нее одних кальсонов на дивизию шлюх! — возопил он и заглушил обиду долгим глотком.
— Сulottes et bas propres! — в притворном возмущении поправила Жозефина, задетая грубым незнанием наименований вещей женского гардероба.
— Да похеру чем дырку закрываешь!
Блондинка, хитро прикрыв правый глаз, показала оборотню язычок, выставила присогнутую в колене правую ножку, игриво подтянула юбку, приобнажая бедро, и резко одернула ее, дразня бессовестно заинтересовавшегося Эндерна кокетливо наставленным пальчиком. Элуканте попробовал стоически убедить себя в том, что под юбкой у распутной девки панталоны все же есть, просто бесстыже короткие.
— Прошу извинить за этот цирк, — скупо улыбнулся де Напье, глядя на декануса с сочувствием. — Мы не самая приятная компания. Однако Паук отплатит вам за все хлопоты и неудобства, которые мы доставим и причиним. В этом можете не сомневаться.
Деканус испуганно вздрогнул. «Паук отплатит» — фраза, которую не очень хочется слышать.
Гаспар вяло покрутил головой, разглядывая стены кабинета.
— Что скажешь? — спросил он блондинку. Та легкомысленно пожала белыми плечиками.
И тут Элуканте задрожал. Он понял, что все это время смущало его во внешности потаскушки, — глаза. Неестественно яркие глаза, каких не бывает у простых людей. А когда они вспыхнули, загорелись потусторонним, холодным бирюзовым светом, он это осознал.
Его затрясло. Но не от похотливого и непристойного возбуждения, вызванного
