что в тебе можно не принять? — пожала я плечами.
— Мои убеждения, например.
— Так ты что же?… — я не смогла продолжить, сражённая страшной догадкой.
Глеб захохотал. Потом быстро поцеловал меня в щёку.
— Успокойся. Совсем даже наоборот. Я очень люблю женщин. Слишком люблю. Люблю настолько, что не могу принадлежать всегда одной женщине, когда вокруг столько красоты. Я классический бабник, и ничуть не стыжусь этого.
— Ааа, вот оно что! Ну это неудивительно, — я усмехнулась. — Все вы такие. Почти все.
— Ага, но все, кроме твоих папы, дедушки и братьев.
— Да.
— А по мне, так я гораздо более порядочный человек, чем твой Лео. Я никогда никому ничего не обещаю, не говорю слов любви, не клянусь жениться и хранить верность. В моём лексиконе нет слов: «всё серьёзно», «я только твой». Я предупреждаю женщину сразу, что наши отношения конечны, и я с ней ровно до того момента, как встречу другую женщину, которая мне понравится. То же касается и её, если она встретит другого. Я никогда не лгу и никому не изменяю. Я не вступаю в новые отношения, не разорвав прежние. У меня есть свои семейные ценности: я женюсь только тогда, когда почувствую, что встретил ту женщину, которую уже не захочу заменить другой. Измена неприемлема для меня. Вот так-то.
— Удобно устроился, молодец! И женщины соглашаются?
— Конечно. Я не связываюсь с малолетками, с романтическими юными барышнями, с замужними женщинами. Никогда. А свободных, самодостаточных женщин очень много. Женщинам приятно внимание, умная беседа, ухаживания, регулярные, качественные близкие отношения.
— И до сих пор никто не прибрал тебя к рукам? Не верю. Ведь ты не альфонс и не жиголо, это очевидно.
— Пытались, но я всегда начеку.
— Конечно, ты женишься. Лет в восемьдесят пять, когда остановишься по независящим от тебя причинам.
— Цинично, Лена! Но думай, что хочешь. Всё равно я честнее и порядочнее Лёнчика.
— Да кто ж спорит? В общечеловеческом плане, — да. А для… — я вовремя осеклась и не продолжила фразу.
— Для тебя? — улыбался Глеб. — И для тебя я лучше. Ты поймёшь это, и у нас будет всё просто волшебно.
— Никогда, — икнула я. — Мне только тебя и не хватало для полного счастья.
— Ты сама это сказала, и ты полностью права, — продолжал улыбаться Глеб.
Мы выпили всё вино. Глеб уложил меня спать, убрал остатки закуски в холодильник, составил посуду в раковину и вызвал для себя такси.
— Двери у тебя захлопываются? — он склонился ко мне, а я пыталась сфокусировать взгляд на его лице.
— Да, — сонно ответила я. — Ты зачем меня раздел?
— Не спать же в кофте, брюках, шерстяных носках и тапках? Я тебя ещё и в туалет водил. Спи. Завтра жду в студии. Чтобы была как огурец!
Последним воспоминанием было то, как этот паршивец целует меня в губы. Потом он резко выпрямился и ушёл.
Глава восьмая
Я проснулась в половине первого пополудни и сначала не поверила своим глазам, посмотрев на часы. Однако в телефоне было то же время, пришлось смириться. Вообще-то я «жаворонок», и даже первого января просыпаюсь не позднее девяти часов утра.
Я сходила в туалет, почистила зубы, умылась и вернулась обратно под одеяло. Через минуту я была полностью в плену воспоминаний о прошлом вечере. Я вспоминала обо всём, что сказал Глеб, о том, как он смотрел на меня.
Особенно меня беспокоили два вопроса. Первый вопрос: что имел в виду Глеб, когда сказал, что я пойму, и у нас всё будет просто волшебно. И второй вопрос: приснился ли мне поцелуй? Вообще, я помнила всё достаточно хорошо, и если всё остальное было реальностью, значит, и поцелуй тоже.
Натянув одеяло до подбородка, я вела мысленные переговоры с самой собой и всерьёз склонялась к тому, чтобы выключить телефон и никуда не ехать сегодня. Тем более, беда, как известно, одна не приходит, и моя машина уже пятый день в ремонте.
Я очень чётко понимала, что приехав на эту фотосессию, уже никогда не стану прежней: Глеб полностью подчинит меня себе, я стану безвольной марионеткой.
«Безвольной, но очень счастливой марионеткой. Правда, счастье с Глебом конечно, и он это дал понять яснее некуда», — произнёс внутренний голос, который вчера пообещал, что всё будет хорошо.
Два часа я мучилась сомнениями, прячась под одеялом от внешнего мира. Прекрасно понимая, что, несмотря на всю настойчивость Глеба, решение всё равно зависит от меня, я металась.
Мне двадцать пять лет. Больше двух лет мы с Лёней «проверяли чувства», давно и активно познавая друг друга в библейском смысле. Да, даже «девочки из очень хорошей семьи» в курсе, что в жизни каждой женщины наступает определенный момент. Можно, конечно, хранить себя для любимого годами, можно и до старости, но я была на сто процентов уверена в Лёне и нашем общем будущем.
Будущее рассыпалось, как песочный замок. И сразу же откуда ни возьмись появился следующий претендент на мою благосклонность, да ещё какой претендент! Обаяния и мужской привлекательности в Глебе столько, что запросто можно утонуть во всём этом. Но он честно предупредил, что отношения с ним — это не навсегда, и никто не может предсказать, как долго они продлятся. Что ж, у меня уже были отношения «навсегда», правда же? Осадок от них останется со мной ещё очень надолго. А с Глебом хоть всё ясно и по-честному, никакой недосказанности.
Понимая, что всё решается здесь и сейчас, я долго делала вид, что мучительно выбираю. В итоге выбрала временное счастье, а не постоянное одиночество. И пусть меня осудят все высокоморальные люди, вместе взятые. Да, это временное счастье, но я никого не обманываю, как обманули меня, и ни у кого ничего не краду.
Приняв решение, я встала, заправила постель и пошла в душ. Мысли о чувствах я старательно игнорировала.
Ровно в шестнадцать сорок пять я позвонила в двери студии. Для фотосессии выбрала джинсы и свитер с оленями, тот самый, в котором была неделю назад. Поняв вдруг, что с первой фотосессии прошла всего неделя, я очень удивилась. По моим ощущениям, месяца три: столько всего уместилось в этой неделе.
В дверях мне встретилась молодая пара. Весёлые, счастливые, лица светятся. Женщина месяце на восьмом беременности. Будут ли у меня когда-нибудь теперь двое щекастых карапузов? Вот в чём вопрос. Ведь в «навсегда», «навеки твой» и «всё серьёзно» я больше никогда не смогу поверить. Теперь я отдаю предпочтение циничной честности, а места для щекастых карапузов в
