Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 47
Потом дед кряхтел и приступал к следующему эпизоду.
– Дело было уже на второй войне, мы были уже в Европе и продвигались к Берлину. Сидели на привале, вдруг слышу: «Товарищ Айк! Товарищ Айк!» А я в этот момент стирал портянку, оборачиваюсь, вижу – ведут какого-то фрица под дулом, очевидно, взяли в плен и ведут на допрос или на расстрел. Все удивились. Надо же, немец – а говорит по-армянски! А я подхожу и вижу знакомое лицо. Тот самый маузерист-дашнак, который спас меня! Я сразу прошу, чтоб его пока не трогали, и бегу к командиру. Рассказываю всю историю, которая произошла со мной. В этот момент его вводят в комнату, я говорю, что даже его имени не знаю, но если вы его расстреляете, то тогда и меня расстреляйте! Командующий попал в неловкое положение, но оказался настоящим мужиком. Мой спаситель – как выяснилось, его звали Рубен – написал расписку, что он больше никогда не будет бороться против советской власти, а я написал, что за него ручаюсь, и если его поймают, тогда и мне крышка. Проходит время, война заканчивается. В Ленинакане решил зайти с друзьями в ресторан «Гюмри». Сидим там себе, вдруг вижу – Рубен, в форме советского офицера. Он меня тоже сразу заметил, и пока я подошел, пробиваясь через посетителей, он все оставил и убежал. Я понял, что он, наверное, шпионит, но, конечно, никому ничего не рассказал. Даже бабуле… А недавно, лет пять назад, еду в санаторий, ну, ты ведь знаешь, у меня контузия…
Кстати, контузией дед гордился, как своими медалями.
– …познакомился там с врачихой одной, и когда она узнала, что я фронтовик, сказала, что ее муж тоже фронтовик и орденоносец, и как-то показала его фотографии. Я чуть со стула не упал! Рубен! В форме полковника, весь такой красивый! А где сейчас ваш муж, спрашиваю ее. И еле сдерживаюсь, чтоб сердце изо рта не выскочило. А врачиха говорит: «К сожалению, он в прошлом году умер».
Дед ничего не рассказал этой женщине – она знала совершенно другого Рубена. Офицера Советской армии, доблестного орденоносца, участника Второй мировой войны. Но правду о нем знал только дед.
Эта история была очень опасная, и дед Айк рассказал ее впервые, когда мне было уже лет пятнадцать. А ему – за восемьдесят. Бабуля этой истории боялась.
Крытый рынок
Дед меня часто брал на сельскохозяйственный базар, который назывался Крытым рынком. А на армянском – буквально – Закрытым. И я никак не мог понять, почему он закрытый. Он ведь всегда был открыт для посетителей.
Тогда это был самый большой рынок в Ереване. Там можно было купить все, что можно съесть. Кроме свежих овощей и фруктов там продавались сухофрукты и восточные сладости. На рынке было шумно и весело, как на празднике. Особенности восточного базара: когда все орут и пытаются переорать друг друга. Кто-то хвалит свои яблоки, кто-то – свои абрикосы. Посетители торгуются из-за копейки. Дед очень любил торговаться. Он подходил, спрашивал цену, потом сбрасывал ее вдвое и говорил:
– Вот я сейчас пойду за мясом, а ты подумай насчет моей цены.
Он шел покупать что-нибудь другое и вновь подходил к одной и той же жертве. Обычно на третий раз жертва ломалась, лишь бы дед отстал.
– Да я тебе, старик, задаром отдам, только иди с миром, – говорили торговцы.
– Нет! Даром – это очень дорого. На вот, возьми, как договорились, и торгуй с миром.
Рынок был двухэтажным, но больше всего мне нравился маленький бассейн с фонтанчиком на первом этаже, в центре. Там всегда плавали рыбки. Наверное, их туда бросали, потому что они были маленькими. Для детской потехи. Я обычно усаживался на бетонный покатый край голубого бассейна и пытался их поймать рукой. Дед Айк набирался терпения и ждал, когда мне надоест. Но ведь есть вещи, которые не надоедают никогда. Есть вещи, от которых не устаешь. И тебе их все мало и мало. Я всегда, с детства, любил, когда мне чешут спину или делают массаж. К этому меня приучил отец. Сперва я ему чесал, а потом он мне. Мама говорила, что это свинство. Даже сейчас могу часами лежать на массаже и с беспокойством при этом думать, что сейчас все кончится. То же чувство было, и когда я играл с рыбками. Дед стоял у меня над головой, поглядывал на часы, а я чувствовал, что он вот-вот меня позовет. И играл все интенсивнее, чтобы успеть наиграться с водой… И вот ненавистное:
– Ёжик-Серёжик, пошли.
Опять обломали! Я ненавидел свое имя: когда его слышал, значит, кому-то от меня что-то надо. Этим именем звали со двора, а идти домой не хотелось даже ночью. Этим именем звали на какую-нибудь глупость типа поесть, поспать, тепло одеться. Не забыть, выйти к доске отвечать урок…
Когда на улице слышал «Сергей!», меня охватывала тревога, хотелось кому-нибудь немедленно заехать по чайнику, пока мне не заехали. И эти ощущения с возрастом не проходят.
– Ну дай же с рыбками поиграть, деда!
– Серёжик-джан, я тут уже полчаса стою.
Я предлагал ему пойти домой и забрать меня потом, мол, никуда я не денусь. Я просил, требовал, даже плакал. Нет! Взрослые – это упрямые, бесчувственные, глупые создания. Они всегда надоедают и достают.
Крытый рынок есть и сейчас, но это уже никакой не рынок, а супермаркет. Большой, с эскалаторами, кафе и магазинами под сводом. Просто городские власти и местные деньгозагребатели посчитали, что в центре города иметь восточный базар с бабульками, которые продают зелень и фрукты, с мясниками, которые разделывают туши прямо перед тобой, и с бассейном с рыбками – как-то несовременно, как-то не продвинуто, как-то не по-европейски, не по-американски. Надо же шагать в ногу с миром. И теперь здание Крытого рынка похоже на девушку, которая прооперировала свой армянский нос и сделала себе европейскую кнопку на широком смуглом лице. Глаза у нее стали еще больше – как у коровы, потому что вырисовываются на фоне нового маленького носа. Но это, наверное, красиво. Эротично еще прибавить губы с ботоксом, чтобы вообще рот от вагины не отличался – вот это современно. Кнопка с двумя дырками и вагина.
Так и рынок стоит, как не пришей к пизде рукав. А сельскохозяйственные праздники, ярмарки теперь проводят на улицах в палатках. Наверное, это тоже красиво. Ну не на рынке ведь продавать абрикосы! Надо как кочевники – в шатрах. Жаль, что верблюдов нет уже в Ереване для полной картины.
Дед Айк каждый раз обещал, что больше меня на базар не возьмет. Но каждый раз брал, и я снова возвращался с ревом. Мы садились в автобус. Обычно дед делал это с особой важностью. Он на весь транспорт объявлял, что у него постоянный билет и потому билета он брать не будет. Все это он говорил контролерше, но так, чтобы слышали все вокруг. Контролерами, как правило, были бабушки с коричневыми сумками из дерматина. Там была мелочь и рулоны билетов. Я был маленьким, детям билет не брали.
У деда было много льгот. Кроме бесплатного транспорта он ходил в магазин для ветеранов. Там продавались костюмы для того, чтобы человека одеть в последний путь. Помимо белых сорочек и черных костюмов были еще лакированные туфли, чтобы блестели в гробу на солнце. Думаю, любое похоронное бюро не отказалось бы иметь такой реквизит.
Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 47