Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 47
– В тысяча девятьсот сорок третьем году, весной…
При этом я должен был обязательно закрыть глаза, это было его требование. Я зажмуривался, и он продолжал:
– …мне на фронте временно доверили большой склад, Ёжик-джан. Ну, склад был вещевой: сапоги, портянки, тужурки… Сижу себе, караулю. И к вечеру приходит мой друг Петр. Говорит: «Товарищ капитан, там, в деревне за десять километров, сегодня будут танцы, прибыла женская эскадрилья. Давай пойдем».
Здесь дед Айк начинал говорить шепотом, как будто чтобы никто не слышал:
– «Петр, лучше иди один, я не могу оставить склад. Вдруг что-нибудь пропадет». А он настаивает: «Да никому не нужны эти тряпки, так охраняешь, как будто это оружие или еда. Давай, Айк Балабекович, пойдем, там красивые девушки».
Тут дед опять понижал голос и смотрел на дверь. Но все – и бабуля Лиза, и внуки – эту историю знали наизусть.
– В общем, Ёжик-джан, – продолжал дед, – он меня уговорил, я надел новые кальсоны, и мы пошли на танцы. Там мы танцевали вальс с представительницами женского пола. Собрались и другие офицеры. Даже гармошка была. Ну, и губная, и такая, в общем, было весело. Мы даже забыли, что в нескольких километрах – война. Молодые были, без мозгов, Ёжик-джан. Я танцевал с капитаном Гольцовой, потом мы устали и полежали на траве.
Здесь дед давал паузу, и в более зрелый период моей жизни я понимал, что на траве они лежали не только потому, что устали.
Потом дед закатывал глаза, какое-то время смотрел себе вовнутрь. И резко продолжал:
– М… да! Возвращаемся мы – до рассвета, чтоб никто не узнал, – вдруг вижу: мой склад горит! Оказывается, в него попала бомба и начался пожар! И я думаю: вот повезло, что я не был на складе, а то бы сгорел вместе с портянками… но что я скажу командованию, почему я не сгорел вместе с портянками, черт побери?! Вызвали нас к начальству, и нам нечего было сказать. Могли бы нас расстрелять, но пожалели. И отправили в дисбат. Это батальон смертников. Ну, их бросают на передовую, и они превращаются в пушечное мясо. Провинившиеся, понимаешь? Обычно никто не выживал… Мы явились в дисбат, представились, и нам сказали, что батальон завтра на рассвете идет в атаку и мы должны прикрывать пехоту, которая пойдет позади нас, под нашим щитом. Я только попросил у дежурного бумагу и ручку, чтоб написать последнее письмо детям. Честно говоря, ничего так и не написал. Слов не было. А наутро мы с другом попрощались – кто знал, увидимся еще или нет? – и пошли в атаку. Я кричал «За Родину, за Сталина!» и бежал, стреляя как попало, с закрытыми глазами и вразброс. «Ура-а-а!» Все ринулись в атаку, и заработала немецкая артиллерия. Мой друг Петр тоже кричал «ура» и бежал рядом со мною. Вдруг слышу свист снаряда и оборачиваюсь направо. Вижу, Петру голову снесло, но тело еще бежит вперед. Я никогда не видел, чтоб человек бежал без головы. Он, Петр, был сильным мужиком. Мне кажется, он бежал, чтоб дойти до Берлина! Через несколько шагов Петр упал. А я уже не думал о том, чтоб самому в живых остаться, я о себе забыл и думал, что не смогу даже похоронить его по-человечески. Моя шинель была вся дырявая от пуль. Но в меня они так и не попали, просто ранили в ногу.
Я часто спрашивал деда, убил ли он на фронте хоть одного фашиста. Дед говорил, что всегда во время атак стрелял без цели и не помнит, чтобы в кого-то попал. Он рассказывал мне, как они где-то в Европе в лесу с другом пошли набрать воды из родника во фляги. И вдруг наткнулись на фашистов, которые тоже пришли за водой.
– Мой товарищ прицелился из-за кустов, чтоб убить их. Я был уже ротным офицером, шел примерно четвертый год войны. Достал свой наган и приложил товарищу к виску. Он испугался: «Что вы делаете, товарищ капитан?» А я отвечаю, что если он выстрелит, то я прямо здесь его укокошу, и никто об этом не узнает. Мой друг удивился. «Но ведь это враги, фашисты», – говорит…
Тут дед ухмылялся и продолжал:
– Да! Но ведь они же тебя не видят, наберут воды и уйдут. Может, у них тоже дома дети есть, как мои Неллик и Джулик. Зачем детей оставлять без отца?
Дед рассказывал, что товарищ посмотрел на него как на предателя, но так его и не заложил. Дальше дед делал умиленное лицо и говорил, что он в бога не верит, но если делаешь добро, оно возвращается – по непонятным ему причинам.
Как-то он должен был прибыть в порт, ехал туда на «виллисе», но по дороге его машина вдруг испортилась. Дед так разозлился, что готов был расстрелять водилу.
– Представляешь, Ёжик-джан, через полчаса наш полк отчаливает в море, а шофер возится с этой машиной!
В общем, к кораблю они не успели, а к концу дня узнали, что под Одессой тот подорвался на мине.
Война была основной темой его жизни.
Часто бабуля вмешивалась и дополняла, чего дед недосказывал. У него была библиотека переводной армянской литературы на русском. «Самвел» Раффи, «Царь Пап» и другие исторические романы. У деда не было высшего образования, но он работал начальником Главпочтамта Еревана, был грамотен чуть ли не от рождения и любил читать. У него был каллиграфический почерк. Он любил свои вещи и особенно свои книги. Книжных полок не было. Книги хранились у него под кроватью в коробках, на шкафу, на подоконнике рядом с кактусом. И никто не смел их трогать. Бабуля рассказывала, что когда ему пришла повестка из военкомата, первое, что он сделал – сложил свои книги в ящики, связал вместе и строго-настрого приказал их не трогать. Мол, он еще не все прочел и собирается прочесть после войны. Бабуля удивилась до смерти.
– Я говорю – слушай, из нашего подъезда уже всех, кого призвали, нету в живых, почему ты так уверен, что с тобой ничего не случится? И представляете, что он сказал? Говорит, у меня дочки растут, на чьей шее я их оставлю? Как будто война спрашивает, у кого есть дочки.
Дед Айк был настолько уверен, что вернется, что всем казалось, он сошел с ума от страха. Представляю, как они удивились, когда дед сдержал слово.
Он прошел всю Гражданскую войну и рассказывал мне о ней тоже. Самая примечательная история могла бы стать сценарием для индийского фильма.
– Ёжик-джан, дело было в Гражданскую войну. Мне было лет шестнадцать. Мама умерла от тифа, когда я еще был грудным ребенком. Все удивлялись, как это я не заразился от мамы, она ведь меня кормила грудью. Отца тоже у меня не было. Меня растили бабушки, и я уже в шестнадцать лет был красным комиссаром! И вот поймали меня маузеристы, раздели до трусов, дали в руки лопату и приказали копать себе могилу. На улице снег лежал, но пот с меня катился градом. Выкопал я свою яму и встал, мне перевязали глаза, поставили перед ямой, и я слышу, как заряжают ружья. И вдруг издалека кричит кто-то: «Не стрелять! Не стрелять!» Подходит ко мне какой-то мужик, снимает повязку с глаз, обнимает и говорит на ухо: «Как тебя звать?» Я шепчу: «Айк». «Вай, Айк-джан, как давно я тебя искал… Ироды! Он ведь ребенок совсем, это сын моего брата. Немедленно отпустить!»
Дед рассказывал это с удивлением.
– Наверняка он был какой-то шишкой, Ёжик-джан, его сразу послушались и ушли. Мой спаситель дал мне подзатыльник и сказал, чтоб я бежал домой и больше не играл во взрослые игры. Время тогда было непонятное. По всей стране голод, беженцы из Западной Армении, Гражданская война, белые, красные, дашнаки… эпидемия холеры и тифа…
Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 47
