много нужно бы ей сказать! Я так замучилась сегодня в Манеже. Битые три часа ездила верхом. Вы стрелок? Всегда живете в Царском? Я обожаю это место. Там веет дух Екатерины. Одну зиму я провела в Павловске. Это было время больших переживаний… Жизнь, ведь это такая фантастика!.. А тебе, Орест, я тоже многое должна сказать. Но тебе одному, так что потом попрошу тебя выйти со мною за ширму. Мушку? Это мне Иней посоветовал посадить ее под левый глаз. Что же, по-моему, это не плохо… Я так люблю Сомова…
Тут Полина Аркадьевна на время перестала говорить, занявшись свиной котлеткой. Офицер, в первый раз бывший в «Сове», вежливо и деликатно ухаживал за Лелечкой, рассказывая, как он охотится у себя в Смоленском имении, что было на скачках и какие последние книги он читал, несколько стыдясь перед этой артистической и, по-видимому, модернистской блондинкой, которая ему очень нравилась, за отсталость и неинтересность своего чтения. Полина с грохотом отодвинула тарелку, опрокинув при этом стакан, и, схватив Лелечку за обе руки, начала восторженно:
– Лелечка! дай мне твои глаза! Я их выпью, как вампир… Какое счастье! Какая прелесть; пить женские глаза; чистые, светлые!.. Не правда ли, Лаврентьев, какая прелесть наша Лелечка?
Офицер, отвернувшийся было от восторженной сцены, неровно покраснел и сказал с запинкой:
– Елена Александровна – одна из самых красивых женщин, которых я встречал.
– Фу, противный бука! Как вы официально говорите! – воскликнула Полина, глядя исподлобья и хлопнув офицера по руке.
Тот проговорил, смутясь еще более:
– Я здесь в первый раз, Полина…
– Аркадьевна, – подсказала ему дама. – А лучше всего зовите меня просто Полина, здесь не стесняются, а со мной стесняться было бы даже совсем не стильно.
Они чокнулись втроем, и Полинины мальчишки разом зашаркали ногами. Леонид Львович, сидя на краю стола, обводил глазами комнату, скучая и не зная хорошенько, что ему делать, как вдруг его внимание было привлечено разговором за соседним столом, где сидело три бритых человека и старик в очках. Они говорили так громко, что привлекли внимание и других окружающих, особенно же Лаврика и Пекарского, потому что, по-видимому, говорили о двух последних.
Пекарский встал и, отыскав распорядителя, стал ему что-то долго и горячо объяснять. Тот, поспешно перейдя к столу со стариком и наклонив свои спадающие плоские космы, начал в свою очередь убеждать в чем-то, размахивая рукою и указывая в сторону Пекарских.
– Мы к вам приедем обе вместе? Хотите? – шепотом пела Полина, глядя в упор на все более красного Лаврентьева.
– Мы поедем втроем в парк, верхом… прогулка верхом… знаете, как это описано у Теофила Готье?
– Если вы позволите, я завтра же заеду к вам днем, чтобы сделать визит.
– Если вы хотите застать мужа, то приезжайте между двенадцатью и двумя.
– К сожалению, я могу приехать только часа в три.
– Лелечка, милая Лелечка, какая ты прелесть! – томно вздыхала Полина и вдруг расширенными глазами взглянула в другую сторону: Лаврик, Пекарский, Царевский и почти все мужчины, находившиеся в этой компании, были у соседнего стола плотной толпой, из которой раздавались истерические, гневные, оскорбленные и угрожающие восклицания:
– Вы не смели так говорить!
– Я всегда готов ответить за свои слова.
– Гнать их в три шеи!..
– Дайте выслушать! может, они правы!..
– Все равно, здесь не зало суда!
– Хамы! Фармацевты! Вы услышите еще о нас! Двигай, Шпингалет! Ах, вы вот как! Вот именно!.. И кто это пускает сюда всякую сволочь!
Наконец все крики смешались в один общий гвалт! Посуда зазвенела с опрокинутого столика… В углу начиналась свалка. Растрепанный распорядитель кубарем выскочил в соседнюю комнату, где испуганные посетители жались робким стадом, как вдруг весь рев покрылся очень громким и спокойным голосом с легким акцентом, который произнес:
– Господа! как вам не стыдно! Вы – артисты, а не мастеровые! – и посредине расступившейся толпы оказалась высокая, очень худая женщина с лицом египетских цариц в белом расшитом золотом платье. В молчании она подошла прямо к ссорящимся и сказала с тем же спокойствием:
– Никаких ссор, никаких дуэлей не может быть. Вы этим оскорбите меня, артистку и женщину, которая пришла сюда, чтобы дружески отдохнуть. Вы можете затевать свары на улице, где угодно, но не здесь.
И потом, обратясь к растрепанному Лаврику, спросила: «Это вас обидели, милый мальчик? Идемте к нам, у нас просторно и тихо…»
И, взяв его под руку, медленно направилась в первую комнату.
– Кто это? – шепотом спросила Полина у Шпингалета.
– Как же, Полина, тебе не стыдно? Это и есть Зоя Лилиенфельд.
Глава 5
Все время завтрака Елена Александровна была в некотором нервном состоянии. Более обыкновенного она говорила, смеялась и с лукавым кокетством старалась скрыть внутреннее дрожание. Леонид Львович, казалось, ничего не замечал, но это только казалось, потому что, отодвинув тарелку и окончив, так сказать, официальную часть трапезы, он обратился к своей жене, откидываясь на спинку стула:
– Ты сегодня в очень хорошем настроении, Лелечка?
– Я? Ничего особенного, – ответила та, покраснев, и посмотрела на стрелку часов, придвигающуюся к половине второго.
– Я возьму отпуск, поедем к Ираиде в Смоленск. Я знаю, тебе хотелось бы поехать за границу, но вряд ли это удастся. Нужно будет отложить до будущей весны. Притом теперь скоро будет жарко. А в Смоленске, насколько я помню с детства, очень красиво. Притом там будет сестра. Может быть, еще кто поедет. Тебе не будет скучно. Этот вчерашний Лаврентьев, он кажется тоже что-то говорил, что у него именье в Смоленской губернии. Может быть, в далеком уезде, а может быть и соседнем. Он, кажется, славный мальчик… очень выдержанный.
– Да, ничего себе, – ответила Лелечка, и в голове у нее вдруг поплыл весь предыдущий вечер в обратном порядке, от конца к началу; и ей показалось необычайно скучно… зачем придет к ней незнакомый молодой человек с малиновым кантом, имевший как будто какие-то виды на нее. Зачем-то тут путается Полина… зачем все существует так, а не иначе. Как иначе – она и сама не знала. Она посмотрела на мужа, который что-то продолжал говорить. Он казался усталым, и глаза его, большие темные, похожие на глаза Ираиды, были окружены серыми кругами. Особенно жалостно Елене Александровне было видеть, что муж ее был не совсем чисто выбрит.
– Останься, Леонид, сегодня дома!.. Ты устал, по-моему, и не совсем здоров.
Леонид Львович удивленно улыбнулся.
– Что за странная фантазия? Может быть, ты сама нездорова? Тебе вредно так засиживаться.
– Может быть, я и нездорова, мне все
