из темного дерева и пробежал пальцами по стеклу пузырьков, подписанных аккуратным почерком. Одного масла не хватало, и Даниэль не сомневался, что флакон где-то рядом с бабушкой Шарлотты.
Ему не требовалось общаться с мертвыми. Он выбрал «Масло подчинения». Открыл, вылил несколько капель на ладони и тщательно растер. Оставил пузырек на комоде под крестами и подошел к дивану и неподвижной старушке.
— Как ее зовут? Твою бабушку.
— Агата Дюро.
— А деда?
— Джордж Дюро.
— Он умер здесь.
Шарлотта кивнула:
— Один, сердце остановилось. Бабушка уезжала к подруге и вернулась через пару дней. Он просидел на диване всё это время, прежде чем она нашла его.
Взгляд Даниэля зацепился за выцветшую софу с уродливым пятном посередине. Понятно, почему Агата хотела связаться с мертвым мужем именно тут. Этот диван впитал части его тела.
Даниэль нашел спички и зажег оплывшие свечи. Он ощущал восторг лоа, они любили колдовство. А его собственное сердце уже начинало биться в чуть ином ритме, хотя пока Даниэль ничего не слышал.
— Hic et nunc, — тихо сказал он. — Здесь и сейчас.
Лоа замирают в предвкушении. Даниэль чаще всего приказывает им на латыни — когда-то в семинарии это казалось забавным и отдавала юношеским выпендрежем. А потом Даниэль просто привык.
Он взял из рук Шарлотты птицу, которая встрепенулась, но не пыталась вырваться. Перехватил поудобнее нож.
— Шшш, — Даниэль погладил курицу по голове, успокаивая, прежде чем перерезать ей горло.
Быстро сделал разрез, перевернув вниз головой трепыхнувшуюся птицу. Кровь брызнула в первый момент, а потом начала стекать. Даниэль опустил тушку и нож на пол, предлагая лоа жертву.
При обычном ритуале общения с мертвыми подобное не понадобились бы, но сейчас воздух был почти плотным от лоа, они стекали по стенам, скрадывали всё, так что вернуть Агату Дюро стало невозможным без по-настоящему сильных ритуалов.
Только на крови.
Лоа прильнули к курице, возрадовались ей. В голове Даниэля зазвучили барабаны: древние ритмы, под которые еще его предки пускали кровь и возносили жертвы, стремясь создать связь с лоа. Его семья явно в этом преуспела.
Лоа танцевали вокруг. Сердце Даниэля билось вместе с барабанами, которые он слышал. Комната исчезла, растворилась в мареве и шепоте лоа.
Встретимся там, где поют цикады и прошлые мечты касаются затылка.
Встретимся там, где бьют древние барабаны и лоа приникают к жертвенной крови, лакая ее невидимыми языками.
Даниэль не был уверен, это его собственные слова или шепоты лоа — возможно, отголоски того, что говорил человек, который умер здесь. Его призывы, его надежды, его мечты. Те, что сильнее даже смерти.
Лоа вились в такт баранам, но их слишком много. Они такие плотные, что почти лишали дыхания. Зато можно было понять, что произошло: Даниэль ощущал запах скорби, чувство вины и горечь потери оседали на языке. Агата хотела связаться с мужем — но у нее не вышло. Она случайно призывала лоа, и те оставались в доме.
Пока их не стало слишком много.
Пока они не увели ее собственную душу в путешествие.
Они не могли ее вернуть.
А она не знала дорогу обратно.
Жертвы не хватало. Силы не хватало. Марево лоа оказалось слишком плотным.
Барабаны бились в висках, Даниэль дышал неглубоко, поверхностно, грудную клетку будто сжимали. Он сам не понял, как осел на пол. Он мог всё прекратить прямо сейчас, но тогда бы не вернул Агату в ее тело.
Поэтому Даниэль снял с пояса собственный нож с костяной рукояткой. Всегда таскал его, искренне веря, что нет ничего надежнее ножа. Первый подарила ему тётка, когда Даниэлю исполнилось лет семь.
Он коснулся лезвием внутренней стороны руки, чуть повыше запястья. Небольшой разрез, ему ведь нужно пустить кровь, а вовсе не истечь ею.
Одна из самых сладких жертв — его собственную кровь лоа особенно любили.
Они взвились, барабаны почти оглушали. На этот раз все лоа дома приняли жертву, они затрепетали вокруг него, и Даниэль ощутил среди них душу Агаты.
Он поднялся, стоя перед лоа. Развел руки в стороны, не замечая, как по запястью струится кровь.
Он приказывал лоа уйти. Вернуть душу Агаты в тело и покинуть дом. Даниэль больше не просил. Он приказывал, и латинские слова срывались с его губ.
Слушайте, что я говорю. Повинуйтесь мне.
— Ego est deus, — сказал Даниэль, улыбаясь уголками губ. — Я ваш бог.
Лоа исчезли, отхлынули, будто волна. Только его собственные продолжали касаться крови, но все те, которые прилипли к дому, исчезли, ушли, оставили это место. Агата на полу охнула, закашлялась. К ней тут же кинулась Шарлотта, помогая: ноги старушки наверняка затекли от долгого сидения.
Даниэля пошатывало от слабости — после ритуалов он всегда чувствовал себя измотанным.
— Тут есть душ?
— Да, наверху. Твоя рука…
— Принеси мне, чем можно перевязать.
Напор воды оказался слабым, но Даниэль порадовался хотя бы такому. Ему хотелось смыть ощущения чужих видений и липких ладошек лоа — пусть у них и нет рук как таковых. Его собственные духи затихли, хотя никогда не исчезали насовсем. Они пропитывали сам мир. Возможно, даже сами составляли этот мир.
Смыв с себя остатки колдовства и выйдя из душа, Даниэль нашел на заправленной кровати аптечку и быстро перевязал руку, благо кровь давно остановилась. Комната была небольшой, очень аккуратной, наверняка спальня. Голова кружилась, тело охватывала слабость, но в каком-то смысле даже приятная. Какая бывает после хорошо выполненной работы.
Даниэль зевнул: садиться за руль точно не стоит. Этот ритуал и лоа были слишком сильными.
Он подумал, что можно позвонить Мэтту… но не был уверен, что брат обрадуется. К тому же он работал. Стоит вызвать такси.
Впусти меня, и никогда не будешь одинок.
Даниэль вздрогнул, очнувшись, когда понял, что задремал. Он потер глаза, не понимая, откуда взялся этот шепот. Он преследовал его недавно, будто исходил от какого-то лоа, но раньше подобного не происходило.
Он слишком устал.
Отложив аптечку на столик, Даниэль улегся на кровать и тут же провалился в сон.
***
Он проснулся под вечер.
В комнате царил сумрак, за окном снова припустил дождь, скрадывая ощущения времени и пространства. У Даниэля ушло несколько секунд, чтобы вспомнить, где он. На стене негромко тикали часы, показывая, что проспал он почти целый день.
Рука под повязкой даже не болела, только спина затекла от непривычной постели. Даниэль осмотрелся, но мебель в незнакомой комнате походила на массивные темные глыбы, хотя не вселяла ощущения чего-то мрачного.
Деревянная лестница поскрипывала под ногами, пока Даниэль спускался под шипящие звуки
