был популярен ледник Мер-де-Глас, знаменитый благодаря своему эффектному волнообразному изгибу, образованному при спуске с массива Монблана в лесистую долину Арва, сразу к северу от Шамони. В 1741 году два англичанина, Уильям Уиндэм и Ричард Покок, совершавшие в том районе восхождение, побывали на леднике и рассказали об огромных расщелинах на ледяной поверхности, которые способны без труда поглотить искателей горного хрусталя и могут прекрасно сохранять их тела в ледяной гробнице на протяжении десятилетий. (Для Альп эти два путешественника были весьма эксцентричными особами: Покок только что вернулся из поездки по Египту и Палестине и однажды, отправляясь в горы, облачился в тюрбан, восточный халат и сандалии: неудивительно, что подобный наряд вызвал необычайный интерес у местных пастухов.) Двадцать лет спустя де Соссюр так описывал словно бы покрытую рябью поверхность того же самого ледника: «море, неожиданно замерзшее, но не во время бури, а в тот миг, когда ветер стих, когда волны, хотя и высокие, успокоились и округлились». (Страстный любитель Альп Альберт Смит, который в 1850-х годах по всему Лондону показывал театрализованное представление о своем восхождении на Монблан, позволил себе не согласиться с Соссюром, когда в 1838 году посетил ледник. «Рассказ, что Мер-де-Глас напоминает неожиданно замерзшее море во время шторма, — полная ерунда, — писал Смит. — С Монтанвера он походит скорее на увеличенное в размерах вспаханное поле».) К 1785 году в Шамони было три гостиницы, которые принимали пятнадцать сотен туристов ежегодно; в числе сувениров в городке на продажу предлагали горшочки с местным медом и кристаллы, найденные местными крестьянами высоко в горах.
В 1779 году городок посетил немецкий поэт Иоганн Вольфганг Гёте, который намеревался «ходить по самому льду и рассматривать эти глыбы вблизи». Взбираясь на Монтанвер, скалистое обнажение породы, которое господствует над Мер-де-Глас, он набрел на уединенный деревянный домик, известный как Шато-де-Фоли. Этот домик поставил англичанин по имени Блэр, устроив в ней личный винный погреб и бар для своих друзей. Всего через тридцать лет сюда приехал поэт Перси Шелли; вместе с женой Мэри он предпринял осторожную прогулку по ледяным пещерам, пробитым в толще ледника, а затем им рассказали, как два голландских туриста выстрелили в одной из пещер из пистолета и на них свалилась ледяная глыба. В том же веке, но позже, здесь побывал еще один писатель — Марк Твен в очерках «Пешком по Европе» писал, что стены туннеля «испускали густой мягкий голубой свет, производивший очень приятное впечатление», и что от ледяных стен исходило «нежное голубое сияние»[2].
По ту сторону границы, в Швейцарии, многие ледники производят впечатление не менее сильное, чем Мер-де-Глас, — хотя ни один из них не обладает подобной известностью и к ним не так-то легко подобраться. В 1673 году некий англичанин по имени Муральт опубликовал в «Философских трудах» Королевского общества письмо о леднике Гриндельвальд; приведенное им описание ледника, расположенного под Айгером, сопровождалось наброском, иллюстрирующим то, что он увидел. Он описывал, как ледник рос, «увеличиваясь в размерах, отчего происходил громкий треск. Там были большие впадины и пещеры... когда светило солнце, видны были различные цвета, словно бы через призму». Он также сообщал о «жутком шуме, который перепугал всю округу», когда в летнюю жару лед стал трескаться и коробиться, и продолжал далее описывать поверхность ледника, которая «не ровная и гладкая, но имеет глубокие провалы, пригорки и вздутия, а иногда выглядит как волнующееся море, чьи бурные валы замерзли в одно мгновение в своем самом яростном движении». Он упоминал огромные расселины, узкие глубокие щели и трещины в поверхности ледника (каковые являются результатом того, что лед в буквальном смысле раскалывается и разрывается при движении), уподобив их «ледяным клыкам смерти». В своей книге «Швейцария», вышедшей в 1950 году, Джон Расселл писал о Ронском леднике, однако, описывая его вид, предпочел не прибегать к аналогии штормового моря; вместо этого Расселл отметил, что лед «имел текстуру языка (складчатый, скользкий и чешуйчатый) какого-то доисторического чудовища». В книге «Пешком по Европе» Марк Твен дает иронический отчет о посещении другого швейцарского ледника, Горнеровского, расположенного над Церматтом. Будучи достаточно осведомлен о ледниках, чтобы понимать, что они движутся, он ступил на лед, «закрыл книгу и выбрал получше место, чтобы любоваться видами». Обнаружив, что окружающий вид нисколько не меняется, а сам он никуда не движется, Твен открыл свой путеводитель, чтобы найти расписание движения ледников (такового не оказалось — но Твен клялся, что оно должно было быть, и если не у Бедекера, то у Брэдшо — в хорошо известном в то время справочнике расписания движения общественного транспорта).
Разумеется, Горнеровский ледник движется — но очень медленно. (Можно сказать, что в действительности он движется леденяще медленным шагом.) Хотя первые ученые, исследовавшие ледники, и понимали, что те движутся, точный механизм этого движения оставался тайной на протяжении многих веков. Де Соссюр полагал, что жар земных недр вызывает таяние самой нижней части ледника, и тот скользит по слою талой воды. В 1837 году Агассис, которого поставила в тупик обнаруженная им в Лохцайтене окаменелость рыбы, имеющая странно вытянутый вид, выступил с радикальным предположением, что некогда всю Европу, от полюса до Альп, покрывал лед и что внешний вид гор в значительной мере обусловлен результатом движения ледников в прошлом. На первых порах научным сообществом XIX века идеи Агассиса были с насмешками отвергнуты. Преподобный Адам Седжвик из Британской ассоциации, услышав доклад ученого в Дублине, в таких словах отозвался о теории Агассиса: «Пространное и бестолковое гипотетическое рассуждение, источник которого — в глубинах невежества». Сэр Родерик Мурчисон, президент Лондонского Королевского географического общества, писал, что если бы кто-то согласился с «предположением Агассиса о том, будто самые глубокие долины Швейцарии когда-то заполняли снег и лед, то с такими людьми говорить совершенно не о чем».
Но Агассис был уверен в собственной правоте и продолжал упорно отстаивать выдвинутую теорию: для своих исследованиий на леднике Унтераар в Бернском Оберланде он выстроил крошечную хижину, которую окрестил «Отель де Невшателуа» (в честь родного города). На полу хижины лежали плоские каменные плиты, вход закрывала занавеска, а кухней служили высеченные во льду ниши. Из этого великолепно расположенного логова Агассис мог вблизи изучать протекающие на леднике процессы. В какой-то момент он оказался непосредственным свидетелем образования расщелины на леднике. «Я услышал... звук, подобный дружному ружейному залпу... ледник буквально содрогнулся... у меня между ногами возникла трещина и быстро побежала по прямой через ледник», — записал
