где-то глубоко внутри всё же остались какие-то человечные качества. Но его эта дурацкая манера всё портить своим нахальством и презрением лично в моих глазах хоронит все его добрые побуждения.
Но если ему так больше нравится — мне же лучше: его тёмной версии гораздо проще противостоять, чем если бы он был добропорядочным.
Впрочем, в таком случае его здесь вообще бы не было.
Ещё пару минут отец и будущий муж — Господи, какая дикость… — обсуждают детали ремонта, а после Пригожин наконец-то собирается покинуть нас, попросив проводить его до машины.
— Ну конечно, — ворчу под нос, топая за Демидом по узкой тропке. — Наш дом пострашнее лабиринта на Крите; можно подумать, он бы в трёх стенах заблудился…
Слышу весёлое фырканье мужчины и снова прикусываю язык.
— Ты вообще когда-нибудь бываешь ласковой и мягкой или всегда такая язва?
Недовольно хмурюсь.
— Бываю, конечно — с теми, кто этого заслуживает.
— Понятно, — кивает Пригожин и неожиданно обхватывает мою талию, притягивая к себе. — Тогда как насчёт неласкового поцелуя для нелюбимого жениха?
Упираюсь ладонями в его грудь, очень некстати отмечая её твёрдость, и пытаюсь сделать прямо противоположное его просьбе; но, разумеется, пытаться оттолкнуть его всё равно, что пытаться сдвинуть гору, так что его губы в конечном итоге накрывают мои во властном поцелуе. Я чувствую, как Демид пытается подавить мою волю и подчинить себе, сделать податливой и послушной — рабыней, если хотите. И хотя меня накрывают приятные ощущения и желание ответить — к чему тут лукавить? — я всё же нахожу в себе порох дать отпор и потому, что есть силы, кусаю его. Мужчина с шипением отрывается от моих губ, но из стального захвата не выпускает.
— Так и быть, этот раунд будет за тобой, — вытирая капельку крови, выдыхает он. — Но после свадьбы дать заднюю у тебя не получится.
Демид всё же разрывает объятия, и я на всякий случай отскакиваю подальше.
— Это мы ещё посмотрим. Твоей я не стану.
— Продолжай убеждать себя в этом, дорогая, — снисходительно фыркает. — Увидимся завтра. Да, кстати, чуть не забыл, — он ныряет в салон и выуживает оттуда чёрную коробочку с дорогущим телефоном. — Мой номер уже забит в памяти. Поднимать трубку нужно каждый раз, как я позвоню — не сделаешь этого, и я приеду лично, но последствия тебе не понравятся. Ты меня поняла?
Складываю ладони на собачий манер.
— Гав.
Пригожин поджимает губы и кивает.
— Тогда увидимся завтра.
Мои брови удивлённо взлетают вверх.
— Неужели в этом действительно есть такая необходимость?
— Есть, уж поверь мне, — серьёзно кивает, а я фыркаю: доверие ещё надо заслужить. — Тебя саму надо приводить в божеский вид, как этот дом.
— Что??? — громко возмущаюсь.
— Ты всё верно поняла. А теперь будь добра, вернись домой и составь подробный список тех вещей, что твой отец вынес из дома за эти годы — всё, что вспомните.
— Это ещё зачем? — искренне недоумеваю.
— Сколько от тебя вопросов за один вечер — сама от себя не устаёшь? — раздражённо ворчит, а я из последних сил сдерживаюсь, чтобы промолчать и не усугубить ситуацию. — В общем, я всё сказал. До встречи.
С этими словами Пригожин снова ныряет в салон, и через пару секунд испаряется. Если бы не его подарок, который я по-прежнему сжимала в руках, я бы решила, что всё произошедшее мне попросту приснилось. Но нет, вот оно — доказательство существования самого невозможного мужчины на свете, за которого я вот-вот должна буду выйти замуж.
И за какие грехи я так жестоко наказана?
Глава 2
— Ты не обязана этого делать, если не хочешь, — в сотый раз повторят папа, пока я терпеливо жду окончания работ портного.
Ни одно из платьев, представленных в его каталоге, которыми он явно гордился, мне не понравилось — слишком вычурно и бездушно, будто главной их задачей было пустить пыль в глаза своей стоимостью. Поэтому, поворчав себе в усы, мужчина милостиво разрешил мне самой решить, в каком платье я пойду под венец — под его чутким присмотром, разумеется. Поэтому теперь мне почти ежедневно приходилось вытягиваться по струнке и терпеливо ждать, пока он снимет мерки, выберет ткань и покройку и по сотому кругу попытается уломать меня хотя бы на несколько слоёв юбок, но я остаюсь непреклонна. Я знаю, что Демид уже несколько раз пытался проникнуть в мою импровизированную примерочную, которая была устроена в ванной комнате отеля, где мы с папой живём уже три недели, но я пригрозила господину Игнатову, что вместо его творения на свадьбу надену картофельный мешок, если он будет потворствовать желаниям моего будущего мужа. Ужаснувшись альтернативному варианту, Герман Феликсович стал выпроваживать Пригожина из номера поактивнее меня, так что я хотя бы во время выматывающих примерок могла побыть в безопасности.
— Ты же знаешь, что обязана, — не соглашаюсь с тяжёлым вздохом: ноги устали от долгого стояния на каблуках, к которым я не привыкла, пока портной булавками намечал подол платья. — Это не самое страшное, пап. Куда бы мы оба пошли, если бы Пригожин отобрал дом? У нас нет родственников, готовых принять нас — с тех пор, как твой бизнес прогорел, они вообще забыли, что мы существуем.
Отец удручённо кивает и прячет глаза; первым порывом оказывается желание утешить родителя, но я неудачно дёргаюсь, и одна из булавок, которыми орудует Герман Феликсович, впивается в лодыжку, заставив меня взвизгнуть.
— О, мой Бог! — тут же досадливо морщится портной. — Ты чуть не угробила весь мой тяжкий труд! Знаешь, как тяжело отмывается кровь с шёлка!
Закатываю глаза к потолку.
— Я в порядке, спасибо, что спросили, — отзываюсь недовольно. Герман что-то ворчит себе под нос и возвращается к работе. — Всё наладится, пап, вот увидишь.
— Ульяна? — слышу голос Демида, и в двери ванной начинает дёргаться ручка из-за его бессмысленных попыток попасть внутрь. — Долго ещё будет продолжаться этот детский сад, впусти меня!
— Ну уж нет, дорогой! — с довольной улыбкой пою. — Ты же знаешь, что жених не должен видеть невесту в платье до свадьбы!
— Что ещё за суеверные бредни? — гремит голос будущего мужа, и на ручку в очередной раз обрушиваются бесплодные нажимы. — Мы с тобой оба знаем, почему ты так себя ведёшь, так может перестанешь прикрываться пустыми отговорками? Открой дверь! Я должен убедиться, что ты будешь прилично одета в день свадьбы!
Задумчиво хмурюсь.
— Ты полагаешь, что Герман Феликсович позволит мне появиться на церемонии абы в чём? — равнодушно бросаю. — Я так не думаю. Скорее всего, меня просто
