даже думать о том, чтобы сесть. — Ух ты, кажется, я его разозлила; вздыхаю и киваю, хотя на самом деле хочется привести ему с десяток аргументов в пользу своей позиции. — Возвращайся домой, я сам заберу нашего сына из сада.
Муж садится за руль своей машины и весело сигналит нам на прощание; Ваня усиленно машет ему ручкой, в которой сжимает машину папы поменьше, и просит его вернуться с работы раньше, чем он вернётся из детского сада. Мне остаётся только умиляться каждый раз, как я вижу их общение: кто бы мог подумать, что жёсткий и бескомпромиссный бизнесмен дрогнет перед маленьким комочком?
Точно не я, но вот оно — доказательство того, что даже у тиранов есть сердце.
После детского сада я возвращаюсь в нашу с Демидом квартиру; на выходные мы обычно остаёмся у родителей, чтобы была возможность побыть вдвоём, пока бабушка и дедушка присматривают за внуком, и чтобы они не чувствовали себя одинокими. Конечно, Анна Никитична нашла, о ком заботиться и на кого перенести свою любовь, но им всё же нас не хватало, и я прекрасно их понимала. Но, как бы странно это ни звучало, мне нравилась наша квартира, которую с любовью называла домом, и я скучала по тому уюту, который мы сумели здесь создать.
Я трачу почти час, чтобы собрать все игрушки, разбросанные Ваней по дому — в пятницу на это совсем не было времени — а после вхожу в кабинет мужа и кладу на письменный стол документ в тонкой прозрачной синей папке на кнопке. Я не была сильна в бизнесе — особенно в том, что касалось составления документов — но на счастье мне попался толковый юрист. «Меркурий» висел надо мной, словно Дамоклов меч, а Демид и слышать ничего не хотел о его возвращении в его ведение до тех пор, пока его двоюродный брат не развёлся с Евой, которая подначивала его стать партнёром Демида — никак хотела прибрать к рукам половину бизнеса. Мне нисколько не было её жаль — она давно напрашивалась на хороший пинок — но было гадко осознавать, насколько неблагодарными в сущности бывают некоторые люди, имея всё и живя на всём готовом. Демид говорил, что Иван действительно любил её, несмотря ни на что, и ей ни дня не пришлось работать, чтобы содержать себя.
Неблагодарная стерва.
Если это единственная причина, по которой Демид так упрямился, то мне ничто не мешало вернуть ему фирму. Конечно, было здорово присутствовать на важных собраниях и совещаниях, будучи полноправным хозяином, но это и вполовину не так интересно и увлекательно, как та должность, на которой я поработала всего ничего — полгода, если быть точной. Улыбнувшись, выхожу из кабинета и прикрываю дверь; поливаю все комнатные растения, которых в этом доме немало, и отправляюсь на кухню, чтобы пообедать и приготовить на ужин своим мальчикам что-нибудь вкусненькое. Демид обожает мясо по-тайски, которое вымачивается в маринаде из сока лимона, соевого соуса и мёда — получается очень вкусно — а Ваня часто просит свою любимую шарлотку, в которой больше яблок, чем теста. У меня отличное настроение, и неожиданный прилив энергии и бодрости, так что я не вижу ни одной причины не побаловать своих мужчин.
К пяти часам, едва я успеваю вытащить из духовки пирог, открывается дверь, и я вижу перед собой Демида.
Одного.
— Мне кажется, ты кое-кого забыл, — прищуриваюсь.
Может, папа с сыном снова решили меня разыграть? Они это любят.
— Ваня остался у родителей, — заговорщически подмигивает Демид, и у меня вырывается сдавленный смешок. — Я решил, что двух дней наедине с тобой мне мало, потому что на деле мы не бываем наедине.
Я знаю, о чём он говорит: хотя Ваня и остаётся под присмотром бабушки и дедушки, ему довольно часто необходимо наше с мужем общество — показать, как крутятся колёса у машинки, посмотреть с ним мультики, покушать или почитать на ночь сказку. Как бы я ни любила Демида, я не могу сказать сыну, что два дня в неделю не буду уделять ему время — что я тогда буду за мать такая? А в итоге у нас с Демидом практически нет времени, которое мы полностью могли бы посвятить только друг другу.
Но я ни за что не стала бы ничего менять.
Я смотрю, как он медленно приближается, чтобы снова спрятать меня в кольце своих рук и уткнуться лицом мне в макушку.
— Очень вкусно пахнет, — одобрительно бормочет, и вибрация его голоса разбегается по мне россыпью мурашек.
— Голоден? — улыбаюсь ему в грудь: наверно, я никогда не перестану реагировать на него именно так — со смесью смущения и желания.
— Конечно.
Он отстраняется, чтобы поцеловать меня, и садится за стол; в его глазах зажигаются огоньки, когда он видит своё любимое блюдо, и Демид посылает мне полный обожания взгляд. Я молча наблюдаю за тем, как он ест, и получаю умиротворение и покой просто оттого, что он рядом. Конечно, мы любим друг друга так же сильно, как и в самом начале — это весьма убедительно доказывает наличие детей — с той лишь разницей, что теперь наши чувства выражались не только в горизонтальном положении.
Я была счастлива, даже просто видя его — наверно, это и значит «любить».
— В кабинете тебя ждёт сюрприз, — решаю подготовить почву, хотя он ни за что не станет ругаться на меня, когда я в положении.
И я очень часто бессовестно этим пользовалась.
— Что за сюрприз? — хмурится.
Я же говорила.
— Договор дарения. Я хочу, чтобы ты снова был единоличным хозяином своей компании.
Муж как-то обречённо улыбается.
— Ты не собираешься сдаваться, я правильно понял?
— Ни за что, — подтверждаю его опасения и получаю в награду тяжёлый вздох.
А кто говорил, что семейная жизнь похожа на сказку?
Хотя моя как раз-таки похожа.
После ужина мы оба подписываем документ, и я наконец-то выдыхаю — пусть сам своим бизнесом распоряжается.
— Знаешь, а ты мне нравилась в качестве директора, — усмехается муж, пряча договор в верхний ящик стола.
— Если ты хочешь, чтобы я тобой командовала — только скажи, — улыбаюсь.
Демид фыркает и притягивает меня к себе на колени; обнимаю его и прижимаюсь щекой к его макушке. Мы всё сможем преодолеть, пока мы есть друг у друга; пока у нас есть наша семья и есть, за что бороться.
Главное, не забывать об этом.
Конец
