Книга Грехи святого - Белла Джей

Мила впилась ногтями в мое плечо, выпрямляясь, и ее ритм начал сбиваться по мере приближения к кульминации. Господи, я был в нескольких секундах от того, чтобы облить ее киску кремом, и мне пришлось сжать бедра и заставить себя не двигать бедрами. Я хотел, чтобы это была только она.

Ее потребности. Ее условия. Ее требования.

— Господи, я сейчас кончу. — Она задыхалась, и я поднял голову, чтобы посмотреть на нее. Чтобы увидеть, как она кончает.

— Я просто… трахаюсь. Мне нужно больше. Этого недостаточно. Это не… Господи Иисусе. — Она откинула волосы на плечи, откинув голову назад, ее сиськи подпрыгивали под рубашкой. И тогда я понял, что моя жена не в состоянии сделать это в одиночку. Я был ей чертовски нужен. Я всегда буду ей нужен.

Я схватил ткань, покрывавшую ее грудь, и сильно дернул, разорвав ее прямо посередине груди. Черный лиф, в который она была одета, не выдержал моих разрушений, и я рванул его вниз, чтобы взять ее за сиськи и крепко пососать сосок.

— Да, — прохрипела она с облегчением, но тело ее было напряжено, жар исходил из каждой поры. Она прижалась ко мне грудью, а моя спина плотно прижалась к сиденью, пока я сосал, лизал и облизывал ее набухший сосок. — Боль, — бормотала она между затрудненными вдохами. — Мне нужна боль. Мне нужна она. Мне нужно это сейчас.

Я прикусил, зажав ее грудь между зубами. Мила вскрикнула, и я почувствовал, как ее киска запульсировала вокруг меня, когда она жестко и неистово кончила. Ее тело содрогалось, руки тряслись, а бедра двигались совершенно не в ритм, пока она получала удовольствие. Я застонал, прижимаясь к ее сиськам, и на этот раз сильно толкнулся в нее, проникая так глубоко, как только могло выдержать ее тело. Но тут она вздрогнула, и мой член выскользнул из нее.

— Господи, мать твою, что ты делаешь? — Я схватил ее за бедра, но она отстранилась, одарив меня угрожающей ухмылкой своими пухлыми губами.

— Даю тебе попробовать твое собственное лекарство.

— Не шути со мной, Мила.

— Это отстой, не так ли? Стоишь на краю, удовольствие рядом, а тебе в нем отказывают.

Вены на моих руках горели, сердце билось смертоносным ураганом за ребрами.

— Если ты сейчас же не обхватишь мой член своей киской, клянусь Богом, я засуну свой член тебе в глотку с такой силой, что ты будешь чувствовать вкус моих яиц следующие двадцать долбаных лет.

Мой член болел, мышцы ныли от мучительного напряжения. Я практически чувствовал, как сжимаются и разжимаются мои яйца, находясь на расстоянии одного гребаного удара от того, чтобы залить спермой мой костюм за десять тысяч долларов.

Мила упала рядом со мной, ее комбинезон был в клочья, а шелк порванных трусиков сполз набок.

— Я знаю, что ты пытался сделать, Святой.

— Хорошо, тогда ты знаешь, что нужно сделать прямо сейчас, мать твою.

— Нет. — Она провела пальцами по своим диким кудрям, ее щеки все еще пылали. — Ты пытался заставить меня думать, что я контролирую ситуацию, хотя на самом деле это было не так.

Я сдвинулся с места, мой член все еще не вылез из штанов и был готов к удару.

— Ну, если судить по тому, где я сижу, ты практически контролировала все это гребаное шоу. — Я не смог бы скрыть раздражение, даже если бы попытался.

Мила села прямо, сомкнув бедра, и каждая чертова косточка в моем теле затрещала, поскольку то, что мне было нужно больше, чем последний вздох, зависело от этих сексуальных, блядь, бедер, желательно широко раздвинутых.

— Это все дым и зеркала с тобой, не так ли, Святой?

— Господи, Мила. — Я схватил ее за запястье и притянул ближе, но она сопротивлялась, боролась со мной, используя все свои силы, чтобы попытаться отстраниться.

— Ты никогда не отдашь мне контроль. — Она выплюнула эти слова и попыталась вывернуть запястье из моей хватки. — Особенно когда дело доходит до секса. Ты используешь секс как гребаный инструмент, Святой. Оружие, чтобы держать меня в узде, и чтобы я никогда не забывала, что ты контролируешь все, когда дело касается меня. Нас.

Я обхватил пальцами ее горло и крепко сжал, зарычав, прекрасно понимая, что она беременна, но гнев, слившийся с похотью, породил ярость, которую я не мог контролировать. Я приблизил ее лицо к своему и выкрикивал слова сквозь стиснутые зубы.

— Раздвинь для меня ноги, Мила. Не заставляй меня просить снова.

— Нет.

Я сжал ее щеки и схватил за колено, прикусив губу. Мой член был чертовски твердым, и яростное вожделение, лишившее меня контроля над собой, заставило меня быть в нескольких секундах от того, чтобы показать жене, что значит владеть ею по-настоящему.

— Я сказал, раздвинь ноги, чтобы я мог вдолбить в тебя немного послушания.

Она подняла подбородок.

— Я сказала нет. — Ее изумрудные глаза были ядовитыми кинжалами, в которых плескалась ярость. — Я знаю, что ты не привык слышать это слово от женщин. Ты знаешь, что значит "нет", Святой?

— Ты умная девушка. Ты мне расскажешь.

Ее глаза по-прежнему были прикованы к моим. Ни разу она не струсила и не отвернулась, продолжая смотреть на меня с решимостью, горящей в ее радужных глазах. Можно было подумать, что после всего, через что я заставил ее пройти, она потеряла свою борьбу, свою изюминку, свою жизненную силу. Но, похоже, она стала только сильнее и смелее. Возможно, даже глупее.

Я с рычанием отпустил ее, и она упала назад, схватившись за горло, где мои пальцы сжимали ее кожу.

— Ты думаешь, я глупая. Что после всего, через что мы прошли, я все еще не понимаю, как ты играешь в эту игру.

Я рывком поднял и застегнул брюки, мой член все еще был способен расколоть бетон.

— Это не игра.

— Неужели? — Спросила она, но я отказался удостоить ее ответом. — Для тебя это было игрой с того самого дня, когда я в ответ на твое требование выйти замуж выдвинула свое собственное.

— Что? — Я перевел взгляд на нее. — Ты говоришь о приюте.

— Да. Ты не думал, что я буду достаточно храброй, чтобы выдвигать свои требования, что я буду с готовностью выполнять все, что ты хочешь, чтобы только быть свободной от тебя.

Я пожал плечами, поправляя рукава пиджака.

— Если я правильно помню, наша сделка заключалась в шести месяцах