— Почему я? — с критическим опозданием задаю вопрос, который должен был быть поднять вчера, когда Непобедимый, ни с того ни с сего, вдруг предложил мне выйти за него замуж.
Почти сутки летала в облаках. Сейчас же… Падаю навзничь, едва сознание подкидывает свои собственные логические ответы.
Ему просто нужен ребенок? Не я?
— Я бы хотел дать тебе время, принцесса. Поверь, я прекрасно понимаю, что отбираю. Мне очень жаль.
— Это не тот ответ, — отчаянно мотаю головой.
И, не скрывая огорчения, разрываю наш зрительный контакт. Буквально роняю взгляд вниз. Так и не отведанное мной мороженое тает, превращаясь в липкую холодную жижу — я сейчас чувствую себя так же.
— Полина, и у тебя, и у меня большие счастливые семьи, — тон Тихомирова становится увещевательным. Хочется прямо как вчера крикнуть: «Я не ребенок!». Молчу только потому, что приходится копить силы. — Я не представляю себе что-то иное. Да и ты тоже. Позже поймешь.
— Может, и нет, — бубню себе под нос.
— Что нет? — уточняет Миша. Я в подробности не вдаюсь. Зажмурившись, мотаю головой. — Полина?
Вскидывая голову, встречаю его настойчивый взгляд.
— Что?
— Ты хочешь, чтобы у нас с тобой получилось создать похожую семью?
— Не знаю, Миш… — стараюсь, как всегда, быть честной с ним. — Наверное…
— Мы бы в любом случае когда-нибудь поженились, — заявляет Тихомиров после непродолжительной паузы.
— Откуда такая уверенность?
— Это очевидно.
— Для кого?
— Для всех.
— Кроме меня!
Почему он не говорит, что ему важна именно я? Ему ведь кто угодно родить может. Стоит только поманить. Я же понимаю. Но никому другому я его не отдам! В этом, наверное, и есть моя погибель.
— Передумала?
— Нет! — снова резко отвечаю.
И замолкаем.
Как я могу ему отказать? Не могу! Хоть мысль о детях и приводит меня в панику.
«Господи… Какие дети?»
«Я понимаю, что достала тебя своими молитвами, но зачем же так сразу?»
Поистине: бойтесь своих желаний.
— Через два месяца у меня тренировочный лагерь стартует. Хочу успеть до него. Чтобы в Майами мы уже вместе улетели, — продолжает Миша так же сухо строить планы. — Родителям, твоим и моим, мы скажем, что в силу великой любви не можем больше ждать. Они поймут.
— Это так… — не хватает дыхания, чтобы закончить. — Так цинично, Тихомиров! Не ожидала от тебя.
— Никакого цинизма, Полина. На реверансы у меня попросту нет времени, — поймав мой взгляд, выдерживает внушительную паузу. — Ты — моя, принцесса Аравина. Ответ вчера дала. Я запомнил.
— Вот и хорошо! На всю жизнь, Мишенька, запомни, — высекаю на эмоциях каждое слово.
— Непременно.
5
Непобедимый
Моя жизнь — это бокс. Я тренируюсь, чтобы побеждать. Я ем, чтобы побеждать. Я сплю, чтобы побеждать. Мне почти тридцатник. Шестнадцать лет в боксе. Больше семи лет — абсолютный[1]. В последние годы понял, что теряю ко всему этому интерес. То, что кормило меня всю мою жизнь, больше не насыщает. Не дает той яркости и остроты, которыми все это время горел. Не заряжает. Чего-то не хватает. Критически, тотально и непрерывно.
Говорят, сильный мужчина ищет сильную женщину. Крайне странное, как по мне, заявление. Сильная мне не нужна. Готов и дальше сам все тащить. Свою женщину, в том числе. Трудно остановиться, когда раскачан на максимум. Душа и тело стремятся в работу. Не хватает топлива — живых эмоций. А сильные женщины, как правило, в этом плане опустошены так же, как и я.
Бокс контузит не меньше войны. Это многолетняя борьба. Привычка гасить человечность, какие-либо страхи и эмоциональность укореняется. Незаметно перетекает в повседневную жизнь. В процессе не замечаешь, осознаешь уже по факту, когда пробить наращенный и загрубевший панцирь уже нереально.
Полина. Принцесса Аравина. Вижу ее, и вот он — выброс адреналина. Та самая искра, что инициирует работу всех внутренних систем. Она воскрешает омертвевшие ткани чувствительности. Она взрывает. Она заряжает. Потому что именно она — не бокс, как оказалось — мой двигатель внутреннего сгорания. Мой эмоциональный резерв. Мое топливо. Мой инерционный толчок.
— Ты слишком долго один, — не раз говорил отец. — Ожесточился сверх меры.
— Бокс не должен быть конечной целью, — поддерживал Егор Саныч, отец Полины.
Все на свете можно выбрать, поменять, выбросить. Все скоротечно. Только не свой источник энергии.
— Волнуешься? — нахожу ладонь Полины сразу после того, как глушу мотор во дворе дома ее родителей.
Она вздрагивает. Знаю, что в первую очередь именно на прикосновение реагирует. И меня, безусловно, такая отзывчивость вставляет. Нравится смотреть на нее, трогать и получать те самые эмоции. Второй день на адреналине. Еще толком ничего не получил, а закипаю. Подобного не помню со времен своей первой Олимпиады.
— Угу, — признается Полина.
Искренность — вот, что еще я в ней ценю. После фальши и игривого притворства, которыми пропитан весь этот гребаный мир, принцесса Аравина — глоток чистого горного воздуха.
— Ничего не говори. Я сам все решу.
— Угу… Хорошо… Но папа в любом случае будет в шоке. Уверена, что новость о нашей женитьбе произведет эффект взорвавшейся бомбы.
— Не выдумывай. Пошли, давай.
Покидаем салон автомобиля вместе. Ловлю ее подрагивающую ладонь уже на входе в дом. По дороге своим звонил, очень удачно, они как раз оказались в гостях у Аравиных. Кроме того, должны быть Рейнеры и Саульские. Отлично, я бы сказал. Всем сразу объявим, чтобы потом без лишних вопросов в адрес Полины обошлось.
Застаем всех в гостиной. Сидят по диванам, оцепив мощным квадратом периметр. В каком-то диком для них молчании — выжидают.
Егор Саныч только бросает взгляд на наши сплетенные руки и разражается:
— Твою мать… Так я и знал!
Крепче сжимаю ладонь Полины. Незаметно оцениваю состояние. Бледная, как полотно. Важно, чтобы не отключилась. В остальном вывезу сам.
— Господи… — выдыхает будущая теща.
Сходу непонятно, радость это или просто удивление.
— А я говорила, что кольцо помолвочное! — восклицает тетя Юля. Хлопает в ладоши и смеется так открыто, так звонко, будто ей не больше, чем Полине, а у самой, между прочим, уже внуки в наличии. Уникальная женщина. — Ай да Миша Тихомиров! Ох, каков!
— Так это что… Я начинаю новую книгу? — оживляется моя бабуля.
