а пробиваюсь через каменную твердь.
Как я был утомлен! Казалось, расслабься, и унесет. Стоит задремать, и вздымавшиеся от суши серо-зеленые волны понесут меня прочь в безбрежную синюю морскую даль.
Только несокрушимое сердце лосося помогло мне выдержать этот тяжкий путь до самого конца. Рокот несущихся к морю ирландских рек доносился до меня, помогая совершать последние усилия пути. Сама любовь к Ирландии толкала меня вперед. Боги рек спускались ко мне в своих одеждах из белых бурунов. И наконец оставил я позади море и лежал, омываемый пресной водой, на уступе щербатого валуна, измученный, едва живой и в то же время ликующий.
Глава X
Сила и радость жизни снова вернулись ко мне, и теперь принялся я исследовать внутренние воды Ирландии; ее великие озера и быстрые бурые реки.
Каким удовольствием было зависать в верхнем дюймовом слое воды и греться на солнышкеили хорониться под тенистым каменистым уступом, наблюдая за мельтешением крошечных существ и их стремительными, как молнии, перемещениями на покрытой рябью поверхности. Я наблюдал, как вспархивали, летали и кружили стрекозы, закладывая крутые виражи, недоступные ни одному другому крылатому созданию; я замечал, как парил в небе ястреб, а потом, пикируя, камнем падал он вниз, однако достать лососевого владыку было ему не по силам; и видел я кошку, растянувшуюся на ветке у самой воды, как следила она неподвижным взглядом за речными созданиями, намереваясь их сцапать. Видел я и людей.
Меня они видели тоже. Они приходили понаблюдать за мной, и они выискивали меня. Караулили у водопадов, которые я преодолевал, блистая своим серебром. Тянули ко мне свои сети и ставили ловушки под нависшими над водой кронами; делали лесы под цвет воды или водорослей, но лосось, которым я был, имел тонкий нюх, и знал он, как пахнут водоросли и как пахнет почти невидимая в воде нить, к которой они прикрепляли мясо, и знал я также про коварный крючок; и метали они в меня копья, и вытаскивали их за привязанные к ним веревки. И много ран получил я от людей, и много они оставили на мне горестных шрамов.
Много разного зверья преследовало меня в водах и караулило по берегам. Речная черная выдра жадно бросалась на меня в ярости своей и стремительно затем преследовала; и дикий кот ловил меня; и ястреб с прочими хищными птицами, чьи крылья были остры, а клювы напоминали копья, пикировали на меня; и люди подкрадывались ко мне с сетями своими шириной в саму реку, так что не было мне ни покоя, ни роздыха.
Много разного зверья преследовало меня в водах и караулило по берегам. Речная черная выдра жадно бросалась на меня в ярости своей и стремительно затем преследовала; и дикий кот ловил меня; и ястреб с прочими хищными птицами, чьи крылья были остры, а клювы напоминали копья, пикировали на меня; и люди подкрадывались ко мне с сетями своими шириной в саму реку, так что не было мне ни покоя, ни роздыха. Жизнь моя стала бесконечным преследованием, бегством, ранами, и бременем, и мукой мученической. И наконец я попался.
Глава XI
Рыбак Кайрил, правитель Ольстера, поймал меня в свои сети. Ах, как возликовал он, увидав меня! Узрев огромного лосося в своих сетях, он закричал от восторга.
Когда же начал он понемногу вытягивать свою сеть, я все еще был в воде. И когда он тащил меня на берег, вода все еще скрывала меня. Но когда воздух коснулся ноздрей моих и обжег их, словно огонь, я забился, обезумев от ужаса, в дальний угол сети, ибо понял, что буду вынужден покинуть любезную мне стихию. Однако сеть была прочной, и я оказался на суше.
— Успокойся, речной царь! — сказал рыбак. — Покорись Судьбе!
Оказавшись на воздухе, я попал словно бы в пекло. Воздух наваливался на меня, как раскаленный утес. Он палил и жег мою чешую. Он терзал мое горло и обваривал мою плоть. Воздух давил на меня со всех сторон и сжимал в огненных тисках так, что глаза мои готовы были вылезти из орбит; голова моя словно отрывалась от тела, и казалось мне, что плоть моя пухнет, раздувается и того гляди взорвется, разлетевшись на тысячу ошметков.
Свет слепил меня, жара терзала, задыхался я и съеживался, глотая убийственный сухой воздух. Оказавшись на траве, тот огромный лосось, в отчаянии обращенный креке, скакал и прыгал, прыгал без конца, несмотря на горы навалившегося жгучего воздуха. Но прыгать он мог только на месте, не приближаясь креке, и все же прыгал и прыгал, ибо в каждом прыжке видел он блистающие волны и завитки пенящейся воды.
— Угомонись, о царь, — сказал рыбак. — Успокойся, мой дорогой. Забудь поток. Позабудь про илистые заводи и песчаное ложе, где в зеленом сумраке пляшут тени и где темный поток тянет бесконечную песню свою.
И, неся меня во дворец, пел рыбак о реке и о Судьбе, и горланил он песню во славу водяного Царя.
Когда же супруга ирландского короля увидала меня, то возжелала она плоти моей. И бросили меня на огонь и поджарили, и съела меня королева. Но прошло время, и родила она меня, и стал я ее отпрыском, сыном короля Кайрила. Я помню, как было мне тепло, и помнил я окружавшую меня темноту, и как двигался я, и слышал невнятные звуки. Все, что случилось со мной с того момента, как очутился я на решетке до моего появления на свет, храню я в памяти своей. Все помню я до мельчайших деталей.
— А нынче, — сказал Финниан, — ты возродишься снова, ибо я крещу тебя именем Господа и принимаю в семью Его.
Такова история Туана, сына Кайрила.
Нынче же никто не знает, почил ли он в Бозе в те далекие времена, когда Финниан был аббатом Мовилла, или же живет он до сих пор в своей ольстерской крепости, наблюдая за всем и храня обо всем память ради славы Господней и чести Ирландии.
