заниматься развивающей гимнастикой, чтобы часть тела не атрофировалась, что в последствие стало парализацией, и у бабушки осталась всего одна рабочая правая рука, левая была в согнутом обездвиженном виде, а левая нога служила лишь опорой. В скором времени бабушкина мама умерла, молодой, оставив мою бабушку с её сестрой двойняшкой, младшими и старшими братьями и сестрами. Здоровых детей к себе забрал отец, батрачить, а больную бабушку и младших, в детский дом. Всего их было шестеро, разделили ровно пополам, причём этот разрыв был между моими бабушками! Кому из них было лучше не известно!? У отца батрачили и питались объедками, хорошая пища доставалась его новой жене и их общим детям, а эти так, для рабства были нужны! В детском доме издевались, не смотря на ограниченные возможности, но кормили хорошо. Но в семнадцать лет мою бабушку выгнали к отцу! Там её никто не ждал, спала скрученная на сундуке, питалась так же объедками, а потом мачеха в мороз в одних резиновых сапогах выгнала на улицу! На пару дней приютили соседи, дали деньги на теплоход в город, поступать учиться на бухгалтера, но её не взяли из-за того, что у неё была одна рука! Предложили пойти на библиотекаря, чего бабушка не захотела. Идти было некуда, женщина одна состоятельная заметила её и позвала к себе работать домработницей за еду и кров. К ним в дом часто ходила почтальонша, которая увидела её несчастную, предложила устроиться к ним на почту за плату, да комнату в общежитие давали. На что бабушка согласилась и была очень рада!
Бабушка была очень красивой, и, не смотря на её неполноценность, женихов у неё хватало. К двадцати трём годам с помощью добрых людей, оформила инвалидность, там и самостоятельнее стала, и помудрее, и на всякие насильственные запреты, кучу расписок, родила мою маму. Роды принимали плохо, нарушив моей маме шейный позвоночник и оставив, от сильной давки, большой след посередине лба, как у индианки. Жених всё пытался забрать бабушку к себе в деревню, чтобы там на ней жениться и жить. Но бабушка не хотела, потому что была возможность у неё получить квартиру, да и в городе уж очень сильно хотела жить, устала от батрачества, от чужих людей, домов, очень хотела иметь своё собственное жилище. Жених уехал, а бабушка с моей мамой стали жить…
Этот страх не позволял мне покидать дом и моих близких. Тот психолог, исходя из маминых слов, посоветовал обратиться в психоневрологический центр к психиатру, и вообще настаивал на немедленной госпитализации меня в специализированную клинику. Сказал, что свяжется с врачами диспансера, которые вызовут для меня скорую помощь, и меня немедленно отправят в клинику. Мама доверяла этому психологу, возможно, что он и сам не знал о дальнейших последствиях, да и мама ни с чем подобным никогда не сталкивалась, и обратиться ей было больше не к кому.
На следующий день днём к нам приехала скорая помощь и меня без мамы забрали в больницу, хотя я не так уж себя плохо чувствовала. Хоть и плохо спала полночи, днём у меня было предостаточно времени выспаться. И не понятно, почему моей маме не позволили поехать со мной, ведь на тот момент я была несовершеннолетняя. Я взяла с собой свою любимую игрушку слоника Сонечку и меня повезли. Мы ехали очень долго, я никогда столько не ездила. По дороге эта скорая заехала за каким-то мужчиной пьяницей, и нас двоих доставили в приёмное мужское отделение. В скором времени ко мне вышел врач, поговорил со мной, записал данные, вызвал моих родителей, чтобы они меня забрали домой. Их ждала я долго, успела съесть банан, чупа-чупс, мне мои заботливые и любящие мама с бабушкой много чего вкусненького собрали с собой. Они приехали, мама побеседовала с врачом, время было поздние, потому что пока мы заезжали за пьяницей, да ещё и ждали пока его соберут, но он всё равно остался без вещей. Я слышала, как он не хотел оставаться в отделении, потому что с собой ничего не взял, но медсестра ему сказала, что он три дня отлежится, а тапки и халат ему дадут. Дальняя дорога, противоположенный конец города, мама говорит, что мы поедем домой на троллейбусе, а врач поясняет, что троллейбусы здесь не ходят. Конечно, мои родители не знали этого, потому что приехали на автобусе, на том транспорте, который быстрее всего пришёл, торопились ко мне, а мама предлагала ехать на троллейбусе, потому что знала, что меня в автобусах очень сильно укачивает, а путь был не близким. Я задала вопросительный вопрос: «Не ходят?» И тут врач стал предлагать моей маме остаться мне на ночь в отделении, чтобы утром проконсультироваться с врачом психиатром, и что очереди нам не нужно будет ждать в диспансере, что мама с самого утра приедет, поговорит с врачом и заберёт меня. Разумеется, речь не шла о мужском отделении для пьяниц, да и тот психолог уверял маму во всём хорошем, да и одна ночь, что она решает? Мотать меня туда-сюда в мороз на автобусе, всё равно бы пришлось, ждать очередь перед новогодними праздниками, да ещё и в предвкушении праздника ездить в такую даль на консультации. Конечно, никто ни о чём дурном, плохом и не думал, ни я, ни врач, который меня принимал, ни тот психолог, ни даже тот врач, который вызвал для меня скорую, который и в глаза меня даже не видел, всё произошло именно в том отделении, куда при маме меня проводили. Мама увидела отделение, попрощалась со мной, и можно, сказать, была спокойна, да и я сильно не переживала, потому что тёплые и нежные слова мамы успокаивали меня. Она сказала, что утром приедет.
Отделение было уже наряженным к праздникам. Я познакомилась с ещё одной девочкой подростком, правда на два года старше меня, да и вообще я там самая младшая была, потому что отделение было для взрослых, детское переполнено было. На дворе почти ночь, которую мне нужно было всего лишь переночевать, поэтому никого не смущало, что я там самая маленькая, не медперсонал, ни тем более, самих пациентов, с которыми я ещё толком не виделась.
Время двигалось к отбою, я спать не хотела, потому что достаточно хорошо выспалась днём, да и в палате, в которую меня привели, было очень темно, а меня темнота, ох, как сильно пугала, особенно после того тёмного нападения на меня. Я вышла в коридор, где было светло, села
