Книга Заставлю тебя полюбить - Виктория Победа

Сказать по правде, он мог решить вопрос, делегировав неприятные телодвижения кому-то другому, благо у него было в достатке специально обученных людей, но Ракитину хотелось посмотреть в лицо этому рохле, которого выбрала она. Почему-то он ни на минуту не сомневался, что избранник Милки не заслуживал ее. Спрашивается, откуда такая уверенность? Нутро шептало, а мужчина привык доверять своей интуиции, ведь она не раз вытягивала его из самых опасных и гадких ситуаций, где решался вопрос жизни и смерти.

Так что, он, превозмогая душевную боль, стоял тут, беспрерывно гипнотизируя обшарпанную подъездную дверь.

Нужно было сдерживаться, а как сдержаться, если он касался ее? Как, если ему было позволено многое, если не все? Пришлось сжать кулаки и сцепить челюсть. Слишком невыносимо думать о них в таком ключе, когда хочется самому себе вырвать сердце с корнями, чтобы не чувствовать. Он ведь и правда пытался перебороть эту назойливую неизлечимую болезнь под названием «Мила Багирова», но это все завершилось для него плачевно.

Он бы мог, но ломать свои кости порой бывает слишком невыносимо. И ее просто так не забыть, особенно если зачастую именно Мила была причиной, почему он карабкался в ситуациях, где выхода не было. Ракитин не привык жаловаться, это далеко не его стихия, да и друзей у него было с гулькин нос, не потому что он такой уж правильный, как считает Мила, нет.

Вовсе не это было причиной, а то, что он в своей жизни повидал так много боли и смертей, что порой ему начинало казаться, что и сам он не способен ни на что, кроме той самой боли. Если долго находиться бок-о-бок с горечью в окружении непролитых слез, так или иначе начинаешь мыслить в схожем ключе. А каждая новая операция или командировка в целом приводят его к черту на кулички, где, кроме боли и смертей, нет ничего, старуха с косой прошлась размеренно и уверенно.

Среди немногочисленных друзей были Миша да Ваня. И если первый повяз в семейной жизни, то второй мыслил исключительно, как и Саша, вот вместе они и варились в реальной жизни своих серых будней. Только у Ракитина была отдушина, никто не знал, что фото Милы вот уже который год греет его грудную клетку у самого сердца, работая скорее оберегом. А у Вани была работа, которая горечью оседала в груди, испепеляя едва живое сердце.

Саша во многом видел в Миле причину и следствие своих душевных ран. Но несмотря на это, настойчиво прикладывал как подорожник к ране воспоминания о каждой встрече. Говорят, что у каждого моряка есть особенный город, где живет та, ради которой он непременно вернется, у Саши с некоторых пор тоже появился такой город, пусть он не моряк. Но так же стремится сюда, хоть давно бы мог обрубить связь и укатить заграницу.

Размышления прервались хлопком подъездной двери. Долговязый парень походкой гопника в самом нелицеприятном «модном» виде, как говорится «на стиле», двигался в сторону Саши, затыкая уши наушниками. Ракитин не растерялся и быстро нажал на кнопку «запись» в своем карманном диктофоне. Старая вещица, но иногда выручала.

— Эй, боец, — Ракитин перехватил за руку коротыша, по меркам самого Саши. Он ведь раз в пять превосходил парня Милы и по силе, и по объемам.

— Че надо, дядя?

«Дядя» неприятно резануло слух, но да ладно, он ведь и правда смотрелся взросло, уж точно старше таких вот соплежуев. Зато не какие-то там штанишки с мотней до колена. Как всегда, говорил Багиров: «Семеро навалили, а один носит». Нет, в Саше чувствовался стиль, мужественность, и он уж точно не понимал вот таких модных веяний, может потому, что в силу возраста и жизненного опыта давно уже был в возрасте за сорок, пусть ему и самому всего-то слегка за тридцать.

Тот самый Владик приосанился, да и окинул Сашу неприятным высокомерным взором.

— Поговорить надо, Вадик, — Саша толкнул паренька к стене, на что тот среагировал ровно в том стиле, что и ожидал Ракитин. Зассал, как говорится.

— Че? Мы че, знакомы? Чилили вместе, что ли? — глазки парня забегали, да и весь как-то побледнел. Пыл поубавил.

Саша нахмурился, ему и правда стало немного не по себе, потому ничерта этот язык понять не мог. Откуда у молодежи только столько заграничного дерьма? Нет, он тоже в детстве любил всякое, но не настолько же…

— Ты по-русски вообще разговариваешь, сопляк? — Саша придавил его к стене, таким образом точно заставив парня наложить в штаны.

— Слышь, ты, бля, криповый на всю голову, че надо? — «боец» вцепился мертвой хваткой в руку Ракитина и стал медленно сползать по стеночке вниз, но Саша за грудки потащил его вверх. Рано терять сознание, красна девица.

— Мила Багирова, — прошептал Саша, взглядом и действием пригвождая к месту. Рука на шее медленно сдавливала шею.

— Что?

— Серьезно у тебя?

— Да, еба, ты че, да ты че, отпустиии, — прохрипел «храбрец», пытаясь вцепиться в Ракитина руками.

— Отвечай, быстро.

— Нет, ну какой серьезно?! Ты что? — гримаса боли исказила лицо паренька. — Так повеселились вдвоем, оттянуться, не более, дядь. Я вообще не думаю ни о чем серьезном, але. Мне бы бабосиков, да и ладушки, — глаза заблестели.

Эта фраза заставила Сашу озвереть, он в миг растерял разумные доводы рассудка, впечатывая кулак рядом с его лицом. Несерьезно? Почему он даже в этом не сомневался. Странная смесь гнева и облегчения затопила тело. Почему он одновременно хотел задушить ее уже бывшего парня и озолотить? Он как будто прочитал мысли Саши, облегчая Ракитину задачу раз в дцать.

— Что… если скажу тебе следующее: я дам тебе денег, много денег, а за это ты больше никогда в жизни не приблизишься к ней, — мужчина нахмурился, пытаясь сдерживать внутренний гнев, но это был ой как непросто, учитывая, что желание раскромсать этому придурку шею было уж слишком большим.

— Без базара, дядь, оно мне нахуй не сдалось.

Саша не выдержал и занес кулак, а потом приложился к лицу идиота с таким удовольствием, что наслаждение разлилось по телу сладкой патокой. Когда несостоявшийся парень Милки застонал и упал на землю, прикладывая руки к лицу, Ракитин ухмыльнулся и толкнул его ногой. А затем достал из кармана толстую пачку денег и бросил прямо к перекатывающемуся телу.

В кармане куртки было неопровержимое доказательство того, какой же мудак избранник Милки. И пусть он понимал, что это скорее подстраховка, нежели единственный выход, но предпочитал иметь несколько путей для отхода из тупика.

А ради нее он собрал бы все сто.