— Ну тогда я пошел?
— Идите, тем более там же Вас кто-то ждет. И жаль, Вы от чая отказались.
Он уже встает уходить и вдруг останавливается:
— А давай свой чай! У тебя коньяк есть?
— Нет, коньяка нет, Вы ж за рулем вроде?
— А кто тебе сказал?
— Есть вот вина немного.
— Тогда давай — чай и вино.
— Коктейль делать будете?
Корецкий перехватывает мою руку:
— Ты, Дуся, вообще бываешь серьезной?
— Как-то пробовала, мне не понравилось!
Прожигает меня насквозь своими черными глазищами, не отпуская руку.
— Вы руку-то отпустите, а то такое ощущение, что будете мне милицейский залом делать.
Вместо этого, он берет в плен мою вторую руку, когда я тянусь за бутылкой вина. Притягивает к себе. Я чувствую терпкий запах его парфюма и жар исходящий от его смуглой кожи. Пьянящее сочетание!
— И чего ты, Дуся, такая красивая?! — почти касается губами моего виска.
Меня спасает звонок его мобильного в кармане брюк.
— Зафиксируйся, — командует он и выходит в коридор поговорить.
Я быстро наливаю себе бокал вина до краев и залпом выпиваю… Мне это только кажется?
Корецкий спешно возвращается:
— На чем мы остановились?
— Мы собрались пить вино с чаем!
— Тогда наливай, — он абсолютно один в один повторяет мой трюк с вином. Резким движение вытирает губы и рывком заключает меня в свои цепкие объятья.
Мы сейчас лицом к лицу. Правда мне приходиться смотреть на него снизу-вверх, а ему — сверху-вниз.
— Ты, Дуся, вырасти не пробовала, как была 15 лет назад, так и осталась…
— Пагубное последствие курения за гаражами, — снова пытаюсь шутить.
Сейчас он смотрит на меня так, что все внутренности сворачиваются узлом и дыхнуть боюсь. Никто и никогда так на меня не смотрел. Потом так же резко генерал отстраняется.
— Чаю уже не хочу, спасибо.
— Ну как хотите, — я в недоумении.
Провожаю его до двери, и он снова смотрит на меня так, что даже начинает подташнивать от волнения. А потом наклонятся и быстро целует, как ни в чем не бывало. Его жесткие губы ласкают мои, увлекая меня на самое дно. Я кладу руку на его плечо и становлюсь на цыпочки, даже не пытаюсь оттолкнуть. Пока он сам не останавливается:
— Извини, Дуся, не сдержался, до встречи!
И Корецкий растворяется во тьме, как и положено князю тьмы.
5
Спустя месяц
— Кать, ты уверенна, что сестре будущего жениха место на девичнике? Я ж как засланный казачок! — пытаюсь переубедить невесту брата.
— Оксаночка, без тебя будет не то, да и подружки у меня без царя в голове, надо, чтоб кто-то был поумнее.
— И возраст у меня не совсем подходящий для такого…
— Да, что ты, наоборот, я буду только рада! Мне как-то будет спокойнее что ли, если ты все-таки придешь. Томка, моя, свидетельница, тебя еще наберет, возможно помощь будет нужна. А то у нее реснички и ноготочки одни в голове.
— Ноготочки и я люблю, ты же знаешь, маникюр — это святое. Ресничками Бог не обделил…
— Так, не уходи от темы. А то я тебя знаю! Томка все организует, а ты будешь главным распорядителем. Ок? И папа мой что-то от тебя хотел, щас не вспомню что… Он тебя еще наберет, там что-то по свадьбе…
Знаю я, Катя, что от меня твой папа хочет… Или вернее догадываюсь… А про свадьбу, аж заслушалась. Сочетание генерал Корецкий и свадьба — это для меня смертельный номер! И не про свадьбу Кати и Стаса я думаю…
Собираемся и работаем! До девичника еще неделя, так что расслабляться рано. Тем более баба Зина накидала тут правок, придется дизайн подгонять под новые печатные валы, а это еще то дело. Сосредоточено смотрю на свой огромный монитор. Голова чугунная! Люська изнывает:
— Оксаночка Николаевна, у меня ничего не получается!
— Что не получается, Люся?
— Не ложатся эти штрихи никак! Я уже вертела…
— Это потому, солнце мое ясное, что ты верх и низ перепутала. Ой, горе! Давай сейчас помогу.
В кабинет зашел Геннадий:
— Оксана Николаевна, Вас Зинаида Юрьевна приглашает.
— Хорошо, Ген, уже иду.
А он не уходит. Встаю и уже целюсь в техотдел, когда Генка, меня затягивает в подсобку.
— Ты ненормальный? Меня ж баба Зина ждет!
— Не ждет… Это предлог тебя увидеть…
Пытаюсь вырваться:
— Увидел? Тогда мне пора.
— Оксан, что происходит? Не звонишь, не пишешь, ночевать не зовешь…. Да еще и избегаешь всячески.
— Геннадий Васильевич, Вы — женатый человек, вот и пишите, звоните, ночуйте у своей жены.
— Вот как ты заговорила?! Кто-то другой появился для разрядки? — Гена вжимает меня в стену.
— Ген, мне больно и работы много, отпусти…
— А мне все равно больнее. Наигралась и игноришь?
— Какой странный разговор получается. Ты меня обвиняешь в чем-то, я отбиваюсь…
— Пока не скажешь, как есть, не отпущу…
— Давай определись, Геночка, что бы ты хотел услышать? А то твоя агрессия меня пугает. Я тебе сейчас скажу все, как ты хочешь.
— Есть кто-то другой?
— Есть.
— Кто он?
— А может это она…
— Ксюня, не морочь голову, кто он?
— Да тебе какая разница? Иди вон к жене своей и ее допрашивай. А я молодая, незамужняя и делаю, что хочу.
— Ты с ним спала?
— Ген, хватит, мне пора идти, — пытаюсь освободиться, но не тут-то было. В темноте подсобки даже не могу найти, чем бы его двинуть для разнообразия.
— Оксаночка, — Гена начинает целовать мою шею, параллельно пытаясь расстегнуть мою блузку, — ну что ж ты творишь, я же так тебя люблю!
— Да прекрати ты! — уже отталкиваю его, — если не отпустишь буду кричать.
— А ты кричи! Так даже интереснее…
— И тебя не смущает, что все услышат о твоем подвиге…
— Мне сейчас абсолютно все равно.
Гена дергает мою блузку и пуговицы разлетаются в разные стороны. Я чуть не плачу, вот быть изнасилованной бывшим любовником именно сегодня, не очень хочется.
— Ген, остановись, давай поговорим конструктивно…
— Нет, — и он начинает расстёгивать мои брюки, хорошо, что хоть их не рвет.
