эфиоп, вполголоса ругаясь, открыл горловину бака и стал цедить туда топливо из притороченной позади кабины канистры. Когда закончил, он залез обратно в кабину, где вместе со старшим приступил к обеду в более комфортных условиях, нежели мы, расположившиеся прямо под палящими лучами полуденного солнца. Вскоре все новобранцы по окрику старшего из кабины снова полезли в кузов и, разместившись там кое-как, отправились дальше.
Добрались мы до места назначения уже глубоким вечером. Вероятно, прибыли куда-то на побережье Индийского океана. Ветер доносил отчётливый запах моря: причудливую смесь свежей рыбы, морской воды и чего-то ещё, чего не объяснишь словами.
Измочаленные долгой поездкой, с отбитыми боками и головами, мы, корячась, выползли из открытого кузова. Водитель, хлопнув дверкой кабины, тут же свалил в ночь. А старший эфиоп, убежав вслед за ним в темноту, почти сразу же вернулся с двумя вооружёнными до зубов неграми-мордоворотами. Блестя белками глаз в темноте, они стали что-то кричать уже на другом наречии.
— Собирайтесь, шевелитесь! Быстро, быстро!
Нас построили в колонну и погнали куда-то в темноту. Никто ничего не понимал, и все растерянно жались друг к другу, теребя скромные узелки с вещами. Вскоре мы оказались у ряда натянутых среди редких деревьев палаток, и нас загнали в одну из них. Внутри лежали толстые войлочные коврики (типа спальные места) и, собственно, всё. Мордовороты раскричались, раздавая направо и налево непонятные команды. Потом у нас отобрали все наши нехитрые пожитки и остаток продовольствия, которого лично у меня почти не осталось.
Почему не осталось? Да потому что я его жрал, пока шёл неведомо куда. В том, что будут всё отбирать, я даже не сомневался, а еда… ей в желудке надёжнее. Силы в любом случае пригодятся: мало ли, бежать придётся или отпор давать. К полуночи всё успокоилось, и я смог заснуть. Утро, как говорится, вечера мудренее.
Утро ясное наступило после команды: «Подъём!». Сама команда звучала иначе, но на слух и восприятие слышалась мне именно так. Расталкивая друг друга, негры нехотя поднимались со своих лежанок. А я вдруг упёрся взглядом в парусиновый потолок, на котором ярким чёрным пятном выделялось клеймо «СССР 1968». Угу, понятненько. Очередная дружба народов.
Площадка перед палатками медленно наполнялась другими, пока незнакомыми нам неграми. Эти оказались из соседнего клана дир, но только не исса, а гадабурси. Были и из биймал, и из ещё множества других мелких племён и кланов. С каждого клана, что называется, по нитке… По чёрной, иногда коричневой, но больше чёрной живой душе.
Всех новобранцев военно-полевого лагеря привели на что-то типа плаца и, выстроив кое-как, начали объяснять, кто мы такие и ради чего сюда прибыли.
Говорил это одетый в неизвестную мне форму негр. Правда, на коренного африканца он походил мало, чувствовалось: есть в нём какая-то примесь. К тому же, говорил он по-испански, что нетипично для Африки. Его переводили целых два переводчика: каждый на разные наречия. В конце концов, я догадался, что это был кубинец.
— Товарищи! Всех вас призвали защищать свободу и честь сомалийского народа! Сомали в опасности! Ваш нынешний глава Высшего революционного совета генерал Мохаммед Сиад Барре предал революцию и напал на дружественную ему и Советскому Союзу Эфиопию! Он попрал идеи социализма ради жажды собственной власти. Капиталистические устремления предателя социализма дезертир умело маскировал с целью захвата провинции Огаден. Он не прошёл проверку социалистических принципов мира и напал на своего союзника по коммунизму. Вероломное нападение на провинцию Огаден Социалистической республики Эфиопия ничем не оправдано, кроме захватнической политики капитализма, которой отступник продал свою душу. Но Барре жестоко просчитался. Все его войска выкинуты с территории Огаден! Однако он всё ещё не оставил своих захватнических планов. Чтобы остановить предателя, формируются отряды Сомалийского национального движения, что будут бороться с военной хунтой Сиада Барре. И вы станете первыми солдатами этих отрядов. Вам выдадут оружие, обучат диверсионной борьбе и будут снабжать всем необходимым. Слава Сомали!
— Сомали слава! — гаркнули негры в ответ.
Никто из них ничего не понял, да и перевод оставлял желать лучшего. Я промолчал, только для вида рот открыл. Мне эта Сомали до Сомали… Впрочем, выбора пока у меня особого не было. Хотя тут всё на воде вилами написано. А вообще, негры не сильно любят воевать, а уж тем более кочевники. Кочевники да горцы больше любят грабить и нападать исподтишка. Я это знал и, возможно, кубинец тоже. Но он играл свою роль, а я играл свою.
— Меня зовут Хосе Барейра Эспандол, я майор доблестных кубинских войск и назначен быть главным среди всех инструкторов, что будут вас обучать в этом лагере. Вон у той палатки есть щит, на нём будет вывешен распорядок дня и расписаны все занятия на арабском и итальянском. Кто умеет читать и писать?
Моя рука дёрнулась, но условный рефлекс был быстренько подавлен железной волей. А незачем им знать, что я умею читать и писать по-арабски, а итальянский на слух различаю, хоть и не читаю. Но никто так и не поднял руку. В Африке и в двадцать первом-то веке с грамотностью не ахти, так что, неудивительно. Откуда скотоводам знать грамоту, это, может, в Могадишо или других, менее крупных городах её знали, а кочевые племена бродили во тьме неведенья.
— Так, я понял, — продолжил кубинец. — Но всё равно, все вы с этого момента солдаты революции. Военная хунта генерала Барре будет свержена, а он сам осуждён революционным трибуналом, знайте это. Куба всегда будет стоять на страже интересов социализма.
На этом его торжественная речь закончилась. Майор обвёл всех глазами, повсюду натыкаясь на бессмысленные взгляды ничего не понимающих негров. Вещал бы он не о социалистической свободе и равенстве, а о еде и деньгах, оружии и негритянках, тогда всё было бы намного проще и понятнее, но майор говорил то, что умел.
После окончания речи майора все зашевелились и закричали на разных наречиях, одобряя его слова. Ещё бы, а то можно и без вечерней баланды остаться. Я тоже промычал своё одобрение. А как же без этого? Я же теперь тоже солдат революционной армии! Мне отныне полагается только помалкивать, радоваться любому командирскому решению, строго и беспрекословно выполнять его. Вот я и одобрял.
Генерал-майор Мохаммед Сиад Барре.
На этом речь майора завершилась, нас всех разбили по группам и отправили на занятия. На них мы прыгали, бегали, швыряли камни на дальность и точность, но оружие в руки нам так и не дали.
В лагере были и другие инструкторы, один из которых
