По рядам пролетел шепоток.
Надсмотрщик несильно ткнул рукоятью плети под подбородок рабу.
— Опять? — устало спросил он.
Сэйд не хотел оправдываться, потому что знал, что это бесполезно. Для раба сказать, что виноват свободный, означало увеличить наказание вдвое.
— Я задал вопрос! — плеть сильнее ткнулась Сэйду под кадык. И тот принял единственное возможное решение — рухнул на колени, склонил голову до земли и громко произнёс:
— Простите, мой господин, я виноват!
У надсмотрщика не было особого настроения выяснять — в чём.
— Слышал, вчера твоё наказание не довели до конца. Получишь его — сегодня в полдень. До тех пор подождёшь на позорном столбе.
Сэйд сжал кулаки. Он не боялся боли, хоть та боль, которую ему обещали, и разрывала тело на части. Но Сэйд ненавидел наказания, подобные этому, ненавидел, когда его беспомощность и слабость выставляли напоказ.
Надсмотрщик, которого звали Хьером и который выполнял свою службу уже не первый год, прекрасно видел это в его глазах.
— Да, господин, — глухо ответил Сэйд, опустив голову ещё ниже. Спорить было бесполезно — и он это знал.
Хьер подал знак двоим подручным и те, взяв раба под локти, потащили его к установленным в центре площади столбам.
Когда дело было сделано и руки обнажённого раба привязаны высоко над головой, надсмотрщик подошёл к нему и произнёс:
— Я знаю, что кольцо у тебя. Где оно?
Сэйд зажмурился, охваченный яростью на собственное бессилие.
— В одежде, — выдавил он. Надсмотрщик снова подал знак помощникам, и те кинулись осматривать брошенную на землю набедренную повязку. Отыскав артефакт, один из них тут же поднёс его надсмотрщику. Тот повертел кольцо в руках. Посмотрел на собственный браслет — такой же знак принадлежности, хоть и более почётный. Браслет был связан с кольцами и позволял чувствовать, исправны ли они. С этим всё было в порядке, кроме одного.
— Где ключ?
Сэйд устало вздохнул и понимая бессмысленность своих слов, посмотрел в черноту неба.
— Госпожа Ариана его забрала.
По рядам зрителей снова прошёл шепоток. Детей владыки и самого владыку никто не смел называть по имени.
— Ещё десять ударов, кроме тех двадцати пяти, что ты вчера недополучил, — холодно произнёс Хьер.
Подошёл к Сэйду вплотную и положил ладонь на его плоть.
Сэйд скривился от отвращения. Тело так устало от постоянного возбуждения, что и не думало отзываться. Поняв бессмысленность своих действий, Хьер с размаху ударил раба по лицу. Затем, не глядя, протянул руку в сторону. Тут же на ладонь полилась густая светящаяся жидкость со сладковатым запахом.
Хьер вернулся к своей жертве и принялся втирать.
Сэйд скрипнул зубами, не умея, да и не желая, подавить ненависть к себе и этому мужчине, который так легко обрёл власть над его телом.
«Какое же я ничтожество», — думал он. «Если позволяю делать это с собой».
Но если бы Сэйд и попытался сопротивляться, то теперь бы уже не смог — запястья были связаны высоко над головой. Оставалось извиваться в требовательных руках и терпеть.
Наконец, первая часть пытки подошла к концу и Хьер защёлкнул кольцо.
Сэйд сжал кулаки. Пока что желание ещё не было настолько сильным, чтобы стать мучительным, но он знал, что за четыре часа, оставшиеся до полудня, всё успеет поменяться.
— Ты мне надоел, — сказал Хьер, вытирая руки полотенцем, которое услужливо подал ему один из рабов. — Ещё одна провинность, Хорёк, и я просто отрежу тебе член.
Надсмотрщик хотел спать. Он не думал, что проверка затянется так надолго. Ему не терпелось вернуться в свою комнату в доме для элитных рабов и сесть завтракать.
Он отдал одному из помощников приказ следить за провинившимся и в полдень привести в исполнение приговор. А сам, подавив зевок, отправился продолжать осмотр.
— Что, ящеры тебя разбери, значит: нет раба с таким именем?
Краем сознания Ариана отметила, что за последние сутки теряет самообладание уже как минимум в третий раз, и это куда больше, чем она позволяла себе за весь прошедший месяц.
Слуга, которого звали Йеном, сопровождал Ариану с четырнадцати лет. Он, как и многие в клане, боялся госпожу, но куда меньше. Йен знал, что замкнутость Арианы куда больше связана скорее с тем, что ей не нравятся порядки, царящие в твердыне, нежели с высокомерием и жестокостью, которые приписывали ей младшие братья.
Ариана не чуралась прописывать слугам наказания, но никогда не делала этого ради развлечения — как многие другие, кому чужая боль доставляла удовольствие или возбуждала. Ариана была замкнута. Чужие чувства вообще волновали её мало, будь это радость или горе — не важно.
Ариана никому не доверяла и ни с кем не делилась тем, что у неё на душе. Все свои знания о наследнице Йен получил, наблюдая за ней, за вещами, которыми она пользовалась и которые приобретала. О своих привязанностях и планах Ариана тоже никогда и ни с кем не говорила — в том числе и с ним.
Тем более удивительным казалось Йену то, что госпожа накануне так легко вступила в игру за незнакомого и далеко не самого ухоженного раба. То, что раб не был забыт наутро, удивило Йена вдвойне.
— Простите моё бессилие, — на всякий случай Йен опустился на колени и склонил голову.
Ариана нервно повела плечом. Она не хотела продолжать этот разговор. Бесполезность слуги и так была ей ясна.
— Отведи меня к смотрителю гарема, — велела она.
Йен покосился на обед, остывавший на столе.
— Ну! Надоело ждать!
Твердыня Белого Пламени представляла собой крепость, стоявшую на пяти холмах. На каждом холме некогда находился небольшой форт, который постепенно стал срастаться с другими укреплениями, пока не превратился в один из крупнейших и наиболее защищённых городов. По этой причине крепостные стены тоже стояли в пять кругов — не считая тех, что ограняли каждый из холмов.
Комплекс гаремных зданий примыкал к комплексу башен, которые занимало ближайшее окружение князя — Ариана в том числе. Идти было недалеко — так и задумывалось, потому как слуги всех мастей должны были успеть мгновенно прибежать на зов господ. Однако самим господам ходить в «нижнюю крепость» было не принято.
