кого ни встреть.
Ещё была цела в Берлине стенка –
Три с половиной метра в вышину,
Но Горбачев сменил уже Черненку,
И СССР тихонько шёл ко дну.
Он там и оказался, СССР-то,
Нам оставалось пять недолгих лет
До крови, слёз, агонии и смерти,
А от страны простыл потом и след.
Она ещё слегка потрепыхалась,
Как путч прошёл, и стихли гул и рёв.
Я знаю, почему она распалась
И где не доработал Горбачёв.
Он столько сил в родную землю вбухал,
Но тщетно всё. А в ус бы вот не дул,
Носил бы шляпу так, как наш Витюха,
То хрен бы его Ельцин сковырнул.
Народ, он хочет, кроме конструктива
В делах вождей, ещё и красоты.
Да, в Горбачёве было всё красиво.
Всё, кроме шляпы. Стало быть, кранты,
Конец ему — не в смысле смерть, могила,
Он долго будет жить, другим бы так,
А в смысле, что ушла былая сила,
Нет, братцы, шляпа — это не пустяк.
Вот был Лужков, держал столицу крепко,
Орёл такой — и выправка, и стать,
А кепку он носил — всем кепкам кепка!
Он даже президентом мог бы стать.
Но нет, не стал. Хоть кепка — это круто,
Мы согласиться всё-таки должны –
Тут забывать нельзя ни на минуту –
Без шляпы нету лидера страны.
Советские вожди их надевали –
Ходячий ужас, горе и беда,
Вот потому мы все и выпивали,
Чтоб этого не видеть никогда!
И так у нас вокруг всё было тускло,
А тут ещё партийное ядро –
Товарищи Косыгин, Брежнев, Суслов,
Подгорный, Пельше, всё Политбюро,
Кто вес имел нешуточный, нехилый,
Носили их тогда, в былые дни,
Что впору крикнуть: «Господи, помилуй,
Спаси их, вразуми и сохрани!»
Попробуй крикни — в дурке новосёлом
Легко и быстро станешь, в пять секунд,
Где внутривенно галоперидолом
Любых излечат психов и паскуд.
Они носили шляпы «пирожками»,
Какая-то сплошная чертовня,
И смотрятся такими чудаками,
Ну, правда, из сегодняшнего дня.
Я вспомнил эти шляпы на минутку,
И на какой носили их манер,
И это было страшно. Было жутко.
Вот потому и рухнул СССР.
Но это было всё гораздо позже,
А в восемьдесят пятом и шестом
Мы все, хоть и кривили наши рожи,
Примерно тем же шлёпали путём.
В родном любимом следственном отделе,
Хоть ливень за окном, хоть снежный шквал,
Хоть пенье соловья, хоть звон капели,
Всё так же я дневал и ночевал.
Нас всех пасли спецы из комитета,
Прослушка круглосуточной была.
Зачем? Да кто их знает, нет ответа,
У них свои, особые дела.
Проверок вереницы, что из главка, –
Бездельники — свои, из МВД,
В делах у нас копались — чистый Кафка!
Как вилами водили по воде.
И особисты, как на поле брани,
Неслись на нас — на приступ, на таран:
«Эй, ты! Ты был недавно в ресторане,
А где ты денег взял на ресторан?»
Такая вот бывала нахлобучка:
«Чего ты протоколы-то, чудак,
То чёрной пишешь шариковой ручкой,
А то вдруг синей — типа, это как?!
Вопрос, как ни крути, отнюдь не праздный,
Тут мы с тобой обязаны сойтись:
Всё, что формально — единообразно
Должно быть в этой жизни, согласись!»
И я им накропал зелёным цветом,
Что да, мол, лоханулся, признаю́,
И красным подписался. В голове-то
Я гнул без спроса линию свою.
Ребята мне тогда сказали: «Браво!»
Проверка прогундосила: «Дебил!
На вольнодумцев есть у нас управа,
Напомнить можем, если кто забыл!»
При Сталине бы шлёпнули, конечно,
Такой сотрудник долго не живёт,
А тут лишь от обиды безутешной
Поставили дежурить в Новый Год.
Узнав об этом, мастер апелляций,
Витюха подбоченился, как граф:
«Маразм не может вечно продолжаться!»
Вот тут он однозначно был не прав.
Вы лучше у других ментов спросите, –
Маразм имеет чёткий внешний вид,
Пока его источник и носитель
В активной фазе, сволочь, состоит.
И в бесконечном этом карнавале,
Забыв про сон, еду и опохмел,
Мы висяки такие раскрывали,
Что Шерлок Холмс, и тот бы очумел.
Советский следователь, кто он есть такой?
Он тот, кто стены сносит запросто башкой,
Когда они ему идти мешают к цели.
При этом мозг вполне способен у него
Нормально действовать. Оно и ничего:
Разбег, удар — и только щепки полетели!
Пятая глава
В теории так и бывает:
Увидел, подумал, раскрыл, –
Контора тебе помогает,
Ни средств не жалеет, ни сил.
И следствие с розыском вместе
В единой упряжке бегут,
И вор терпелив при аресте,
И взяток в суде не дают.
И старенький мудрый наставник,
Похлопав тебя по плечу,
Поллитру приходует плавно:
Не зря я вас всё же учу!
Ну, в смысле, что мент выпивает
В минуты триумфа, а так
Лишь службу одну уважает,
Хоть, в общем, махнуть не дурак.
И самбо он знает приёмы,
И ствол у него с кобурой.
Немного у нас по-другому
Дела обстояли порой.
Расхлёбывать горькую кашу
С Петровки большой генерал
Однажды всю братию нашу
На общую сходку собрал.
Ну что? Мы пришли, для порядка
Немного на жизнь пороптав –
А толку-то? Есть разнарядка
На весь офицерский состав.
Он нас пригласил к разговору
И факты поставил на вид:
«Кривая преступности в гору
Уже не идёт, а летит.
Мы скоро Чикаго догоним,
Такие творятся дела,
Серийная банда в районе
Работать у нас начала!
У них все дела под копирку,
Как ёлки в дремучем лесу, –
Берут лишь одну ювелирку,
И то почему-то не всю!
Мы их отличаем от прочих,
У них все шаги неспроста,
Мы видим их фирменный почерк:
Внезапность, напор, быстрота!
И скоро уже, может статься,
Главнее мента будет вор.
Они ничего не боятся,
Они нас не видят в упор!»
Мы слушали в актовом зале
Его бесконечный доклад.
Спасибо, а то мы не знали,
Как наши дела обстоят.
Уже, как-никак, третий месяц
Начальство от нас ни на шаг,
Оно нас мордует и месит
И с нами стоит на ушах.
Его-то ведь тоже долбают,
А как не долбать, если он
Уже на глазах погибает,
Родной наш, любимый район.
Каких-то залётных ковбоев
Нелёгкая нам принесла,
От крупных квартирных разбоев
Башка
