ли срочная операция или мы можем немного подождать и понаблюдать пациента? Я решил отправить пациента на операционный стол. В душе я все еще пытался разобраться с сомнениями, но мне надо было отбросить эти мысли и сконцентрироваться на том, что предстоит сделать. Я не хотел накосячить до прибытия старшего нейрохирурга, которому пришлось бы исправлять мои ошибки и заканчивать операцию.
Потом я услышал, как хлопнула дверь, и увидел, как в операционную спиной вперед заходит профессор, держа на уровне груди только что вымытые руки. Он был готов взять руководство над операцией и сказал мне: «Все правильно. Я принял бы точно такое же решение». В тот момент я даже не совсем понял, кто он. Я думал о себе. О собственных чувствах. О том, что боюсь совершить ошибку. О своей потенциальной травме. Я ничего не помню о том пациенте. Просто пациент Х. Бремя. Ответственность. Возможность.
В этой жизни вам, скорее всего, придется пережить травматическое событие, которое может быть долгим и медленным или быстрым и неожиданным. В травматический момент самое главное — это просто выжить. Никакого заранее написанного сценария не прилагается, что придумаете — то и случится. Однако последствия травмы неизбежны, они будут ощущаться, когда это им самим заблагорассудится. Если не заниматься последствиями травмы, они могут стать психологически токсичными. Попытка бороться с последствиями травмы — не признак слабости, а необходимая основа для личностного роста.
Травматическая энергия не проходит сквозь нас бесследно, ее нужно переварить. Вы не несете ответственности за саму травму, но заниматься ее последствиями просто обязаны. В тот день в операционной я еще не знал, что десятилетия, посвященные работе с теми, кто получил травму, сделают из меня более сильного человека. Я учился на невзгодах моих пациентов, не неся бремени их страданий. Их жизненные уроки помогли мне пережить собственные жизненные трудности. Я мог бы очень многое пропустить, если бы не столкнулся с травмой на том раннем этапе моей жизни.
2. Мастерство
Ко мне на прием пришел 19-летний парень, в голове которого, говоря метафорически, тикала бомба с часовым механизмом. В ту пятницу он был у меня седьмым пациентом. Он принес бумаги с диагнозом, поставленным двумя нейрохирургами. В его мозгу имелась одна неправильно сформировавшаяся артерия, которая могла разорваться в любой момент. Диагноз звучал как «аневризма», и это означало, что стенка артерии была очень тонкой и растянутой, словно надувной шарик, отчего существовал высокий риск ее разрыва. Его сердце билось, и давление крови могло в любой момент растерзать сосуд. Пациента звали Ричард.
Если бы эта артерия разорвалась, кровь попала бы на поверхность мозга и повредила бы его клетки. Кроме того, по артерии шла кровь, питавшая мозг Ричарда, и если бы количество притекающей к мозгу крови резко уменьшилось, то мозг испытал бы недостаток кислорода. Разрыв артерии означал бы, что вероятность смерти пациента составила бы 40 %. Понятное дело, что Ричард был в ужасе от таких перспектив.
Обнадеживало то, что обычно подобные операции проходят успешно. Я объяснил Ричарду, что как разрыв артерии, так и неудачный исход операции будут иметь страшные последствия — он может потерять способность разговаривать или даже умереть, однако риск в случае, если мы не будем оперировать аневризму, гораздо выше риска осложнений от операции. Это тяжелый выбор в любом возрасте, но особенно он невыносим для тех, кто только начинает свою взрослую жизнь. Ричард попросил назначить операцию на июнь, чтобы у него были в запасе летние месяцы для восстановления.
Среди нейрохирургов считается, что требовавшаяся Ричарду операция технически очень сложна. Большинство моих коллег вообще за нее не берутся из-за высоких рисков: в ходе операции можно полностью исправить проблему, но существует и вероятность того, что пациент умрет.
Во время любых (не только самых сложных) операций я обязательно придерживаюсь определенных ритуалов. Чтобы сконцентрироваться, надо свести к минимуму отвлекающие факторы. Свой ритуал я совершенствовал на протяжении многих лет. Во время операции мне придется стоять и наклоняться в неудобных позах, поэтому вечером накануне я хожу в тренажерный зал. Я не поднимаю тяжестей — только легкая тренировка, чтобы подготовиться к битве, которая ждет меня на следующий день.
Операция начинается в 7:30 утра, пациент приезжает в больницу к 5:00. Приблизительно в 6:45 приходят сестры и готовят операционную. Хирурги и анестезиологи приезжают в 7:00. Я оставляю машину на месте, на котором обычно паркуюсь перед операцией. У меня нет личной парковки, но в такую рань это место обычно еще никто не успевает занять.
Я захожу в палату № 6, в которой обычно лежат мои пациенты перед операцией. Ричард уже там, на нем халат, завязанный на спине тесемками, в руку ему уже поставили капельницу. Должно быть, пациентам неприятно видеть так много незнакомых людей перед столь важным моментом — операцией, которая может определить, как сложится их дальнейшая судьба. Но мне нравится думать, что вид других пациентов, подписавшихся на это сумасшествие — быть оперированными, — должен убедить их в том, что они находятся в безопасности, несмотря на обилие инструментов, которые в любом другом контексте выглядели бы устрашающе.
Я переодеваюсь в раздевалке, надеваю халат. Это общая раздевалка, которую используют технический персонал, люди, получившие медицинское образование, и даже те, кто никогда не посещал университет. В студенческие годы в раздевалках из-за татуировки на правой руке меня часто принимали за уборщика, который готовит операционную к следующей операции — вытирает кровь с пола и дезинфицирует инструменты и аппараты. Я никогда не обижался на подобные догадки. Пусть думают что хотят, для меня главное было — стать хирургом, от которого зависит исход операции.
До пересечения красной линии перед дверью в операционную надо надеть шапочку, маску и вымыть руки до локтя. Пациент уже в наркозе. Перед операцией нам предстоит ритуал под названием «тайм-аут». Это обязательная процедура во всех американских больницах, которую надо провести до первого разреза. Медсестра зачитывает фамилию пациента, название операции и подтверждает, что пациент дал на нее свое согласие. Все это занимает десять секунд, во время которых мы просто стоим. Потом хирург, анестезиолог и хирургическая медсестра произносят: «Согласны». Эта процедура похожа на последнюю проверку приборов перед взлетом самолета. Операция начинается лишь после того, как все подтвердили свое согласие.
Во время операций, особенно таких, которая предстоит Ричарду, все надо делать в определенном ритме. Излишняя спешка может привести к ошибкам. Я побрил его голову и протер поверхность антисептиком. Врач-нейрофизиолог закрепил на голове пациента электроды для снятия электроэнцефалограммы. Это наша дополнительная страховка. У анестезиолога
