Я лезу в карман за телефоном — спросить у Гугла. Но девушка вдруг накрывает мою ладонь своей и заглядывает мне в глаза. У нее очень нежные пальцы, а глаза почти черные, словно два глубоких колодца.
— Так глупо вышло, да? — улыбается она немного смущенно. — Главное, я весь день помнила, что надо зарядить телефон, но думала, что успею. А потом закрутилась, да так и забыла. Ношусь тут уже минут десять, спрашиваю — никто не знает. А Вика мне точно сказала, что должно быть где-то здесь, возле магазина.
Я хочу ответить, что сейчас посмотрю в телефоне и скажу ей, но не могу. Мне не хочется прерывать ее. Хочется слушать ее голос. Я был бы не против, чтобы он звучал вечно.
— Очень боюсь опоздать за ее дочкой, — продолжает щебетать девушка, снова встречаясь со мной глазами. — Она такая классная. В пять лет уже в шахматы играет.
Я хочу сказать в ответ, что она уж точно не опоздает, потому что сейчас всего три часа, а детский сад, наверное, работает часов до семи. Мне приходит в голову мысль, что вообще-то рановато она пришла, но я пропускаю ее мимо сознания. Мало ли. Может быть, попросили зайти пораньше.
Следующее, что я помню, это то, как мы с девушкой идем вдоль шоссе вместе, но не к моему дому, а в противоположную сторону. Телефон я так и не достал, но, видимо, детский сад как-то сам собой нашелся, а может быть, она и сама поняла, что идти туда еще рано. Она о чем-то говорит: кажется, рассказывает мне о том, как неизвестной мне Вике тяжело одной с маленьким ребенком, но я не вслушиваюсь. Мне просто нравится ее голос, тонкий и чистый, словно журчание ручья.
— Пойдем, — говорит она с милой улыбкой, и направляется к подъезду ближайшего дома. Я иду за ней, хотя не совсем понимаю, а зачем, собственно.
Когда мы оказываемся возле дверей, она отвлекается на секунду, чтобы набрать код домофона, а у меня появляется какое-то странное ощущение. Я вдруг понимаю, что не могу пошевелить рукой. И даже пальцем. При этом мне не кажется это чем-то страшным и даже ненормальным, я просто отмечаю про себя этот факт. Моя правая рука так и остается в кармане куртки, куда я полез за телефоном. Она ощущает его гладкую поверхность, а также лежащий рядом с ним камешек-талисман, но достать телефон я не могу. Или просто не хочу? Толком не разобрать.
Девушка открывает дверь подъезда, и я захожу туда за ней следом. На лестнице мне на секунду кажется, что что-то идет не так. Серьезно, что у меня с руками? Куда мы идем? Я хочу спросить у нее, но она снова смотрит мне в глаза, на этот раз долго и со значением. Я чувствую, что что-то значу для нее, и это открытие отбивает у меня желание о чем-то спрашивать. Мне гораздо больше нравится думать об этом, склонять эту мысль в голове на разные лады, чем формулировать какие-то дурацкие вопросы. За нами закрываются двери лифта, мы поднимаемся на шестнадцатый этаж и выходим на балкон на лестничной площадке.
И вот здесь мне становится не по себе. Девушка еще ничего не сказала, но я уже чувствую, что сейчас произойдет, хотя и не понимаю, зачем ей это нужно.
Девушка, не отрывая от меня взгляд, делает легкий кивок в сторону перил балкона. После этого, не в силах сопротивляться я заношу над ними ногу. Все мое существо сопротивляется происходящему, и в то же время я не могу ничего поделать. Еще секунда, и я полечу вниз. Потом будет несколько секунд полета и небытие. А где-нибудь в газете появится заметка: «В Москве подросток покончил с собой, не оставив предсмертной записки. Наш эксперт, отец Иннокентий, подозревает, что во всем виноват Интернет и компьютерные игры». И все. И меня больше не будет.
Эта мысль просто выворачивает меня наизнанку. Все мои силы я вкладываю в одно-единственное движение: сжимаю пальцами камень в кармане. Я понимаю, что это никак не может помочь, но ни на что больше у меня нет сил. Мне отчего-то кажется, что если удастся совершить хотя бы маленькое движение, то оцепенение с меня спадет. Нелепая надежда. Внутренне я понимаю, что ее чарующему голосу ничто не способно противостоять.
И вдруг камень в моих пальцах становится горячим, словно уголь из костра. В следующую секунду я слышу взрыв. Нет, не слышу — чувствую. Этот взрыв беззвучный и невидимый, но меня он отбрасывает от перил балкона и вжимает в бетонную стену. Девушка тоже отлетает от перил и ударяется о бетон головой, осев на пол и задавленно вскрикнув. Я же чувствую, что снова обретаю способность двигаться. Не теряя ни секунды, я рывком открываю балконную дверь и несусь вниз по лестнице, перепрыгивая через ступеньки и боясь оглянуться.
* * *
Я не помню, как оказался дома. Вся дорога до него — десять минут бегом — смешивается в моем сознании в один комок из страха и сбитого дыхания. Остановившись перед дверью квартиры, я пару минут не могу попасть ключом в замочную скважину — так сильно трясутся руки. Страх только усиливается, когда я думаю о том, что этих минут может оказаться достаточно, чтобы меня догнать.
Этого, однако, не происходит. Все-таки открыв дверь, я тут же запираю ее за собой на все замки, и только в этот момент страх немного отпускает меня. Я оседаю на пол прямо у двери, прислонившись к ней спиной и тяжело дыша.
В прихожую входит Настена — у нее уроки сегодня закончились раньше. Она смотрит на меня с ужасом. Еще бы — я бы и сам сейчас себя испугался.
— Ты чего? — спрашивает она.
— Ни… Ничего… Ты это… Обедала уже?
— Неа, тебя ждала… Что случилось-то?
— Да, ничего, Насть… Серьезно… — я поднимаюсь с пола и отряхиваюсь. Нужно что-то делать и срочно. Но что? Позвонить кому-то из родителей на работу? И что потом? Они же не поверят мне. В полицию? Эти тем более не поверят. Может быть, капитану Коновалову?
Я достаю из кармана успевшую уже немного помяться карточку и несколько секунд верчу ее в руках. Ну, хорошо, я сейчас позвоню ему, и что дальше? Примчится сюда толпа мужиков с пистолетами под пиджаками и начнет меня нарочито охранять? Ах, боже мой, как бы мальчик не пострадал! Мне становится противно. Я отчетливо понимаю, что мне не нужна никакая защита
