Книга Резервист - Владимир Стрельников

23 октября 2005 года, Ташкент

Поздняя осень в Ташкенте. Звучит красиво, правда? И выглядит тоже очень красиво. И очень депрессивно. Большой город, омытый дождями от летней пыли и зноя, тяжелые серые тучи, уходящие на восток, к горам – отрогам Чимгана, которые прекрасно видны с верхних этажей зданий, особенно из домов, построенных на холмах. Воздух наисвежайший, с запахом йода, идущим от палых листьев среднеазиатских орешин. Огромные лужи на асфальте, которые разбрызгивают проезжающие машины. Голые, качающиеся под ветром ветки деревьев. Огромные стаи ворон, летающие над городом. Падающие по утрам на тротуары последние вызревшие орехи.

И я – один, уже не в своем доме. Сижу печально впотьмах и грустно смотрю на серую машину, вездеходный грузовичок Горьковского завода «Егерь» на сером мокром асфальте двора. Теперь это все мое имущество. В «Егеря» загружены кое-какие бытовые машины, пара кондиционеров, холодильник, два телевизора и компьютер. Пара ковров. Куча металлообрабатывающего инструмента, целая тонна всяких полезных в производстве железок (весьма недешевых, кстати), благо они места почти не занимают. Кабина набита мягкой рухлядью – одеждой, одеялами. Короче, забита машина под завязку. Жду вербовщика, который должен меня проводить.

А началось все хоть и печально, но буднично. После похорон деда в семейной могиле на Боткинском кладбище на сороковинах ко мне подошел сосед. Узбек уже пенсионных лет, офицер Службы национальной безопасности в отставке. Причем в довольно большом чине – полковник.

– Володь, нам с тобой поговорить нужно. Насчет дома. Завтра я подъеду, хорошо?

– Хорошо, Анвар Шарипович. Буду ждать. Правда, сами знаете, как у нас наследство оформляется, через пень-колоду.

Потом я проводил соседей, помог двум оставшимся старушкам из немногих русских убрать посуду, с помощью двух соседских парней загрузил в махаллинский зилок столы и скамьи, сел и задумался.

Крепко задумался. Я остался один как перст. В буквальном смысле этого слова. Нет, конечно, работа, знакомые, а порой и девушки в моей жизни присутствовали, но, что называется, не очень рядом. Была одна девчонка, которая до сих пор иногда снится, но она уехала с родными три года назад и пропала. После ее исчезновения у меня до сих пор легкая депрессия, и короткие лямурчики не помогают. Дед мне говорил, что я не от мира сего. Порой ругал, порой смеялся. Мол, три десятка проходит, а в голове не ветер, а вакуум.

Старый уже был дед. Чего только не прошел. Раскулачивание его застало двенадцатилетним пацаном, из их избы в конце ноября вынесли все, даже одежду, оставили в исподнем, обрекли его и прабабушку на голодную смерть. Или холодную, это как посмотреть. Дрова-то тоже вынесли до последней щепки. Выручила прапрабабка, у которой они провели эту страшную зиму. Потом перебрались в город, потом прабабушка заболела малярией, и доктор посоветовал переехать в Среднюю Азию. Из Ташкента дед ушел сначала на срочную службу, потом стал кадровым воякой, а потом началась война. Воевал от звонка до звонка. Демобилизовался уже в Маньчжурии. После войны вернулся, женился, построил этот самый дом – тогда он стоял на окраине города, а теперь почти в центре.

И все же, если задуматься, даже самому как-то не верится, что я влез в эту авантюру. Вроде совсем не авантюрист. Обычный рабочий парень. Хотя… узнать до конца свою душу – на это много времени надо. В общем, началось все так. В девяностые, когда русские массово хлынули в Россию, цены на дома упали до смешного. Да и не собирались мы тогда никуда, жили и работали. Частью огород выручал, сад, курятник. Но постепенно русские практически перестали уезжать – просто потому, что их осталось очень мало. И цены медленно, но верно поползли вверх. А на такие дома, как наш, особенно. Дом у нас большой, на участке с хорошим виноградником и садом. Тихое и спокойное место, чужих людей почти не бывает. Говорят, в Подмосковье есть такие места, где строятся новые русские, есть и старые дома со старыми хозяевами. Так и здесь. Большой дом почти в центре Ташкента. Довольно дорогой, прямо скажем. Что с ним делать, ума не мог приложить. Продать-то продам, вон через улицу семья узбеков женила старшего сына, предложили сто двадцать тысяч американских долларов. Но это где-то четвертая часть цены, кроме того, предложили наличку, то есть явно большая часть денег окажется фальшивками. Иначе чем объяснить, что соседи ни в какую не хотели переводить деньги на счет? Мол, налоговая и прочее… Под дурачка косили. Так что фальшивок могло быть и больше.

Утром, ровно в девять, к дому подъехал «Москвич-412» Анвара Шариповича. Своей старой машиной и очень-очень крутым номером, а порой и синей мигалкой на крыше он испытывал нервы многих богатых узбеков. Старый садист. Но к деду полковник относился неплохо, можно сказать, дружили.

Заведя гостя в дом и напоив чаем (Узбекистан все же, традиции!), я спросил у отставника:

– Анвар Шарипович, что вы хотели мне сказать?

– Володя, я слышал, тебе Мансур предлагает дом продать. Ты как, решил?

– Нет, ему я продавать не буду. По крайней мере, пока.

– А что не так? – с любопытством посмотрел на меня узбек.

– Анвар Шарипович, вы же знаете стоимость одной сотки земли в нашей махалле? Сто тысяч американских долларов. А он предлагает за дом и участок сто двадцать, причем налом. Я же не совсем идиот, понимаю, что из этого нала половина на растопку годится. – Мне только и оставалось, что неодобрительно покачать головой.

– А если я тебе предложу двести тысяч, но на одном условии? – поинтересовался узбек. – Смотрю, ты налом не хочешь? Есть карточка, куда можно положить деньги? – Я кивнул. – Только давай так, неси ее сюда. Потом продолжим разговор.

Заинтересованный, я встал и принес свою карту «Банк оф Америка».

– Ты знаешь, мой отец и твой дед первыми построили дома в этой махалле после войны? Хорошее было время… – Старый узбек мечтательно прищурился. – Но довольно страшное. Они и работали в одном управлении «Строймонтаж», мой отец главным инженером, твой дед бригадиром строителей.

Однажды при отсыпке земляного полотна произошел оползень. Погибли люди, потеряли технику. Отца арестовали. Но твой дед поднял парторга, и они вдвоем дошли до первого секретаря ЦК компартии Узбекистана. И головой поручились, что мой отец сделал все правильно. Просто произошел неизбежный при прокладке дорог в горной местности оползень осадочных пород. Отца отпустили, восстановили в должности, просто перевели на другой участок. Это не было исключением, такое частенько случалось, потому что тогда бывшие фронтовики еще помнили, что такое фронтовое братство. Это позже начались отношения под названием «человек человеку волк». Так вот, я еще с твоим дедом об этом говорил. Но он пожелал умереть здесь. А про тебя сказал, что ты, наверное, согласишься. – Узбек отпил чаю, задумался. – Ты объясни, почему до сих пор не уехал в Россию? – Анвар Шарипович посмотрел на меня поверх пиалы.