открыта, заходите», – говорит он. И эти напуганные люди, всё ещё дрожа от страха, один за другим начинают подниматься по лестнице. Дверь распахнута настежь, и человек у входа обнимает каждого поднявшегося и говорит: «Заходи. Больше тебе нечего бояться. Ты – часть меня. Возвращайся домой».
Когда эти напуганные и страдающие части вас приглашены зайти внутрь вашего сердца, когда о них заботятся и им сострадают, всё может полностью измениться. Оказывается, что вы можете примириться со своим прошлым, быть в мире со своей жизнью. Нет нужды забывать то, что вы пережили, – это просто больше не травмирует вас.
Чтобы не оказаться поглощёнными травмирующими ситуациями и разочарованиями, нам необходимо открыть двери наших сердец для жизни во всех её проявлениях – в том числе и для болезней, боли, страха и ужасных ситуаций, в которые некоторым из нас приходилось попадать.
Это кажется противоестественным. Наша инстинктивная реакция – бежать от боли. Но единственный способ обрести свободу – это не убегать, а пригласить боль, обнять её и принять в самой нежной, открытой, ранимой, чувствующей части себя.
В АПППиТ, где я выступал, мне довелось услышать, как женщина, неоднократно подвергавшаяся насилию, рассказывала о пережитом молодому человеку. Тот был явно шокирован услышанным.
«От твоего рассказа у меня мурашки бегут по коже. Это ужасно! Отвратительно».
Её ответ был быстрым и довольно жёстким: «Нет! Ты не должен так говорить о том, что со мной произошло! Это сделало меня той, кто я есть. Нельзя говорить, что это ужасно. Я не считаю это ужасным».
Ей больше не было стыдно и больно. Не осталось никаких стигм. Она была свободна! Ей удалось примириться с жизнью.
Когда вы встречаете подобного человека, то видите его силу. Эти люди сияют, они великолепны. Они действительно заслуживают того, чтобы их называли потрясающими.
3
Ветер желания
Будда говорил, что причина счастья – это покой.
Мой учитель Аджан Чаа размахивал рукой, изображая трепещущий на ветру лист. Он говорил, что, когда ветер стихает, лист приходит в изначальное состояние покоя. Лист напоминает наш ум, который тоже движется только тогда, когда дует ветер желания, даже желания чего-то хорошего. Отпустите все желания – и ум обретёт покой. Он станет подобен горному озеру, в котором отражаются луна и звёзды.
Возьмите стакан воды. Постарайтесь держать его совершенно неподвижно, чтобы вода не двигалась. Вы не сможете этого сделать! Не имеет значения, насколько сильно вы сконцентрируетесь на этом или как долго будете пытаться. И всё же Владыка Будда благодаря своей бесконечной мудрости и состраданию предложил нам выход: нужно просто поставить стакан. Проявляется великое чудо Дхаммы. Вода становится совершенно неподвижной сама по себе. Она двигалась лишь потому, что вы брали стакан в руки.
В Ват Па Понге я жил в маленькой хижине на сваях, размером примерно два на три метра. Пол в ней был сделан из неровных досок, которые крестьяне распиливали вручную. В нём было полно щелей, через которые в хижину залетали комары. Спал я на тонкой соломенной циновке.
Каждый день в три часа утра раздавался звон колокола, призывавший нас в зал для собраний для совместного чантинга (чтения нараспев сутт и молитв) и медитации. В темноте я шёл из своей маленькой хижины босиком по тёплому мелкому песку. По обе стороны от узкой тропинки стеной абсолютно непроницаемой тьмы стояли джунгли. Во мгле трещали несколько цикад, создавая привычную фоновую музыку последних предрассветных часов. В остальном стояла полная тишина. Пары больших свечей, стоявших на широком алтаре, было достаточно для того, чтобы собравшиеся монахи благополучно добрались до своих циновок. В свете свечей сияли две бронзовые статуи Будды, обе выше человеческого роста. Две их было потому, что это были подарки монастырю. Их количество и размер были причиной моего постоянного недовольства, так как младшим монахам, одним из которых был и я, раз в две недели приходилось их полировать, а полировка занимала несколько часов. Я часто думал, что одной статуи – небольшого размера и желательно сделанной не из меди – было бы более чем достаточно. Чантинг тоже был испытанием на выносливость, а вот медитация проходила безмятежно. Это всё потому, что обычно я засыпал. Я хронически недосыпал, недоедал и пытался быть осознанным, находясь во влажном и жарком климате, к жизни в котором я был совершенно не приспособлен. Я был коренным лондонцем, а здесь не было ни вентиляторов, ни кондиционеров, ни осушителей воздуха. И даже электричества не было. Только жаркое, вводящее в оцепенение и удушающее сознание, тяжёлое одеяло неподвижного воздуха джунглей.
Наступал рассвет, и мы отправлялись в деревню за подаянием. Так мы получали продукты для единственного за день приёма пищи. Их качество было таким, что второй раз есть уже и не хотелось. Рис, лягушки, суп из муравьёв, улитки, даже буйволиная плацента. Эта еда просто поддерживала твою жизнь – и всё.
Эта часть Таиланда никогда не подвергалась колонизации, поэтому местная культура была абсолютно автохтонной. Жизнь текла ровно так же, как и на протяжении многих веков. Изменялись только времена года. Мы называли их «жарко», «очень жарко» и «жарко и влажно». Грунтовые дороги вели из ниоткуда в никуда. Электричества не было. Приподнятые на сваях дома местных жителей были несколько увеличенными копиями моей хижины. Водяные буйволы, которые днём работали на рисовых полях, по ночам тихо пыхтели под навесами хижин, в которых местные семьи ели, разговаривали и спали.
Иногда после участия в церемониях похорон я возвращался в Ват Па Понг поздно вечером и в каждом доме видел одну и ту же картину: пятнадцать или двадцать человек сидели на полу вокруг масляной лампы. Света было достаточно, чтобы разглядеть этот полукруг золотистых от света лампы лиц. Все поколения, от маленьких детей до бабушек и дедушек, сидели и рассказывали истории. Таким образом все семьи проводили каждый вечер. Ничего, кроме таких вот совместных посиделок.
В некоторых из этих отдалённых деревень я был первым белым человеком, которого они видели в своей жизни. Это была прекрасная древняя культура – очень красивая; но, к сожалению, её больше не существует.
В свой первый или второй год монашеской жизни я заболел сыпным тифом, который распространяет маленький клещ, живущий в подлеске местных джунглей. По данным Департамента здравоохранения в Бангкоке, в нашей части Таиланда тифа не было. И это действительно было так, потому что у всех местных жителей был давно выработан против него иммунитет. Однако когда туда приехали мы, люди с Запада, то сразу столкнулись с этой болезнью.
У меня была очень высокая температура – наверное,
